Евгений Фирсов - Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков

К осени 1919 г. относится документ архивного происхождения, который свидетельствует, что, судя по всему, к тому времени в ходе гражданской войны появилась единственная, пожалуй, реальная альтернатива вывести Россию из состояния внутренней смуты и распада. Речь идет о телеграмме, отправленной из Иркутска 20 октября 1919 г. политическим уполномоченным ЧСР в Сибири Б. Павлу Э. Бенешу в Париж, в которой он под впечатлением успехов Деникина делал запрос о разрешении повернуть определенную часть корпуса в западном направлении в сторону европейской части России. Он сообщал, что такая «решимость растет по мере того, как все меньше мы связаны вашими решениями находиться здесь… При осторожном руководстве потери при продвижении западным направлением вряд ли превысят наши обычные нынешние потери. Я и генерал Сыровой запрашиваем у правительства согласия на предоставление нам свободы действий при разработке операции по возможному продвижению на Запад… Риск будет сведен до минимума. Это никакая не авантюра, а шаг, призванный способствовать спасению нашей армии» [343].

Некоторые обстоятельства этого плана уже упоминались как в легионерской литературе (без достоверных архивных материалов), так и в марксистской историографии, в частности в работах А.Х. Клеванского. Ранее не принималась во внимание самая важная, причем существенная по объему, часть этого красноречивого для понимания характеристики положения большевизма и всей сложившейся тогда в России обстановки источника. Историческая объективность заставляет нас опубликовать опущенные части документа: «Мы помним о теории невмешательства и осознаем ее смысл, но эта теория – погибель для нас, и русской демократии она не помощник. В европейской части России большевизм уже изжил себя и будущий строй России зависит от того, кто в конце концов возьмет верх над крайне левыми силами. Мы могли бы оказать большое влияние, чтобы верх взяли прогрессивные элементы, уж только тем, что в собственных интересах мы бы направились в западном направлении. Мы не в силах строго соблюдать политику невмешательства, если не хотим быть зарезанными повстанцами… Спокойной территории мы не встретим, такова здесь обстановка. Мы хотели бы отсюда как можно скорее выбраться и именно этим путем мы надеемся свести невмешательство до минимума.

В левых кругах и небольшую помощь теперь оценили бы высоко, ибо как на внутреннем, так и на внешних фронтах речь идет в сущности о перевесе, который бы наши воины обеспечили сибирской армии » [344](выделено мной. – Е.Ф).

У Масарика в 1919 г. (а он, по всей видимости, вовсе не был в курсе дел в чехо-словацком корпусе) также возникала мысль – не направить ли чешско-словацких легионеров вместо Сибири и Дальнего Востока через европейскую Россию путем борьбы с большевиками [345]. Однако никаких решительных шагов политиками Праги (и видимо, по настоянию все же Э. Бенеша) в этом отношении предпринято не было. Инициатор же изложенной выше альтернативы Б. Павлу поплатился за это постом политического уполномоченного чехо-словацкого корпуса и был спешно отозван из Сибири.

Обнаруженный нами в Праге архивный документ «Наше отношение к русскому вопросу», относящийся, судя по всему, также ко времени Парижской мирной конференции, раскрывает в какой-то мере заданность политики Праги позицией ведущих держав Антанты. Документ гласит: «К Колчаку и Деникину Бенеш рекомендует проявлять сдержанность. Союзники, хотя материально и поддерживают Колчака, но не очень в него верят. Группа Керенского в России ничего не значит, и ошибка думать, что Россия перейдет в руки эсеров. Вероятнее всего, правление в России окажется в руках левых либералов… Позиция Бенеша в отношении интервенции: если бы Антанта намерена была предпринять интервенцию и смогла бы ее осуществить, чтобы обеспечить демократический режим в России и свергнуть большевистский режим, то почему бы нет. Но если интервенция, так интервенция до конца, иначе лучше невмешательство. Как оказалось, для такой решительной интервенции у союзников нет возможностей, несмотря на влиятельных политиков, ее добивающихся. Ни Франция, ни Англия не дадут ни одного своего солдата для того, чтобы воевать в России по внутриполитическим соображениям» [346].

Все это и определило в итоге линию Праги в отношении чешско-словацких легионеров в России. Причем по независящим от чешских политиков причинам линия невмешательства перемежалась с активными действиями, по праву расценивающимися в историографии как интервенция, способствовавшая дипломатическому признанию чехословацкой государственности. В переписке Масарика и Бенеша времени Парижской мирной конференции заметно их отчетливо прослеживаемое стремление не торопиться с мерами по возвращению из России чешско-словацких легионеров [347], очутившихся практически «между молотом и наковальней».