Вадим Нагаев - Какова цель эволюции

Но процесс не только шел, а еще и набрал инерцию, поэтому идеологическая перестроечная пыль, затмившая реальную сущность перестройки, и игнорирование этой разрушительной инерции привели к ситуации, в которой не шли никакие социально-экономические реформы.

Опробованные и сработавшие в других странах, они оказались совершенно беспомощными, так как не были рассчитаны на столь крайнюю степень проявления «хватательных рефлексов» на всех уровнях общественной пирамиды, вплоть до самого тонкого ее места.

Поэтому в соответствии с незыблемым законом диалектики экзотическое государство, ступившее на путь демократических преобразований, стало обретать криминальные формы, соответствующие его внутреннему содержанию.

Такова оказалась цена стремления перечеркнуть настоящее ради счастливого будущего.

В свое время Никита Хрущев, один из лидеров «самой передовой части человечества», интуитивно чувствуя эфемерность этого стремления, уверял сограждан в том, что уже видит восходящие зори царства правды и справедливости и что очень скоро все войдут туда, где каждому воздастся по потребностям, невзирая на способности.

Но постепенно зори померкли, а твердая почва под ногами стала превращаться в зыбкую, зловонную грязь, и тогда весь мир оказался поражен достижениями на поприще воровства, преступности и расовой ненависти в саморазрушившейся империи.

Печальный опыт социализма показал, насколько сложен главный антиэнтропийный фактор, лежащий в основе «сознательности масс», и к каким последствиям приводит формально-наплевательское отношение к нему, путем запихивания в рамки «детерминизма производственными отношениями».

Однако главный итог этого опыта заключается в том, что он наглядно выявил одно очень существенное противоречие, связанное с самой запутанной из всех человеческих ценностей.

Вернемся еще раз к процессу нравственного воспитания, который, как уже говорилось выше, протекает в три этапа и в котором третий этап – главный доминирующий.

Поведение человека только тогда становится адекватным его нравственным знаниям, когда они «накладываются» на адекватные им отношения в окружающей его жизни.

Поэтому для полноценного нравственного воспитания необходим высокий морально-нравственный уровень в обществе: деградирующая социальная среда не способна обеспечить отношения, адекватные нравственным знаниям.

Но поскольку общественная нравственность складывается из индивидуальной и в конечном счете определяется ею, а индивидуальная зависит от общественной, то образуется замкнутый круг.

Что же в таком случае приводит его в движение?

Или, другими словами, есть ли у нравственности такая сила, которая, подобно внешнему вращательному моменту, способна заставить этот круг вращаться?

Учиться у природы, как у первого учителя этики. Эта идея всегда была привлекательна для многих исследователей, которые занимались изучением природы нравственности.

При таком подходе все логично встает на свои места: зло имеет своим источником естественный отбор, истребление слабых сильными, а первоисточником добродетели выступает взаимопомощь внутри биологических видов. Эта взаимопомощь и представляет собой истоки нравственности.

Привлекательность этой идеи не только в ее простоте, но и в том, что зачатки нравственного поведения можно видеть на самых простейших уровнях жизни, вплоть до одноклеточных и вирусов.

Наиболее наглядно они проявляются в сообществах муравьев и пчел, где поведение и деятельность каждого насекомого строго подчинены интересам того сообщества, которому оно принадлежит.

Формы и структура общественной жизни этих насекомых настолько сложны, что зоологи прошлого века сравнивали их с устройством государств.

И хотя поведение и взаимоотношения среди пчел и муравьев лишь внешне походят на морально-нравственные отношения, тем не менее создавая единую общую направленность, при которой каждая особь «добросовестно» выполняет свои обязанности, они обеспечивают высокую стабильность и жизнеспособность всего сообщества.

Аналогичные отношения в природе очень распространены, причем не только внутри видов, но и между представителями различных биологических видов.

Канадский физиолог Ганс Селье, создатель теории стресса, рассматривая примеры отношений взаимозависимости, или симбиоза, между несколькими видами, назвал их формой взаимовыгодного альтруистического эгоизма.