Александр Щипков - Соборный двор

Возникновение в будущем русского варианта христианской политики теоретически возможно в одном-единственном случае – если Русская Православная Церковь продолжит переработку опыта католической социальной доктрины и опыта протестантской социальной евангелизации и будет развивать и дополнять собственное социальное учение, обращенное к мирянам. Это допустимо, поскольку Социальная концепция не является догматическим документом и может меняться в зависимости от общественных изменений. Только православное социальное учение способно придать легитимный статус идеям христианской политики в глазах российского общества, поскольку в основе религиозной политики любого направления прежде всего лежит комплекс идей, освященных Церковью.

В девяностые годы XX века церковь обрела свободу, но обнаружилась ее зависимость от протекающих политических процессов. Приходящие во власть политики искали массовой поддержки и стремились придать своей деятельности вид общественной, отстаивающей интересы большинства. Групповые идеологические интересы должны быть представлены всеобщими. Религиозные системы, как правило, имеют общечеловеческий характер, поскольку защищают некие общемировые духовные ценности и христианство, наряду с гуманистическими идеями всеобщего равенства и социальной справедливости, способно придать политической деятельности характер общественного звучания. Именно поэтому не раз уже предлагалось использовать христианские идеологемы в качестве элементов национальной идеи.

Так или иначе, сегодня формирование внутренней политики России на фоне поиска национальной идеи и упорядочивания административной системы невозможно без учёта религиозного фактора.

Религия и власть, попеременно являясь в России то партнёрами, то конкурентами, никогда не сливались в единый духовно-правовой механизм, демонстрируя порой конфликтные, далеко не «симфонические» отношения.

В конце XX века ситуация изменилась. Перед церковью и властью встал вопрос о новых подходах в регулировании их отношений, но, поскольку внутренние идеологические формы этих отношений ещё только предстояло выяснить, необходимо было освободиться хотя бы от внешних. Слом в 1990‑1991 гг. системы уполномоченных по делам религий несомненно был положительным актом, революционный характер которого провоцировал интеллектуальный поиск новой концепции церковно-государственных связей.

Нынче на громадных пространствах Российской Федерации одновременно протекают свободные разнонаправленные религиозные процессы, которые завершаются катастрофичным институциональным разделением традиционных религий. Расколот иудаизм, расколот буддизм, расколот ислам… В этом нет ничего удивительного или специфически российского. Религиозная ситуация ни в каком месте, ни в какие времена не бывает стабильной в силу иррациональной природы самой религии и её эмоциональной концентрации как в отдельной личности, так и в обществе в целом. Именно поэтому государство должно не вмешиваться во внутреннюю жизнь церквей, а создать некую эталонную схему церковно-государственных отношений, которая бы, с одной стороны, оставляла допуск либерального выхода за пределы предложенного образца, с другой – не позволяла иррациональной религиозной стихии становиться опасной для общества.

Религия в качестве хранителя морали и нравственности относится к той форме интеллектуальной и духовной практики, которая, точно так же как и политика, стремится регулировать отношения между людьми, принадлежащими к различным стратам. Следовательно, государство может разговаривать с религиозными организациями так же, как и с политическими партиями – на языке юридического права.

Закон о свободе совести и религиозных объединениях 1997 года явно не справляется с возложенной на него задачей. По-прежнему не преодолена проблема федерализма – местные законы о религиозных объединениях противоречат федеральному. По-прежнему не завершён процесс перерегистрации религиозных организаций. По-прежнему не выработан механизм, предотвращающий сращивание региональной власти с местными религиозными элитами.

Как же выстроить отношения государства и религиозных организаций? Стремиться к полной религиозной свободе или предпочесть патернализм государственного контроля? Отдавать приоритет традиционным религиям или отстаивать принцип веротерпимости?

Перед Россией стоит сложнейшая задача построения церковно-государственных отношений таким образом, чтобы в условиях разнонационального государства заставить одновременно работать оба этих принципа и при этом избежать этноконфессионального напряжения.