Вадим Дамье: Стальной век: Социальная история советского общества

Несмотря на все наросты капитализма, Россия в целом еще не была «проникнута капитализмом». Начала индустриализации, взращенные цар­ским правительством, натолкнулись на жесткие исторические рамки, а поражения России в Первой мировой войне со всей ясностью продемон­стрировали экономическую и инфраструктурную слабость страны. Всего за время боевых действий Россия потеряла убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести от 2 до 3 млн. человек [12]. Нехватка топлива и метал­ла поставила под удар транспортную систему (особенно железные дороги) и систему снабжения. Катастрофическим стало положение в сельском хо­зяйстве: мобилизация, как показала перепись 1917 г., вырвала из деревень почти половину работников. Если до войны в среднем собирали свыше 4,5 млрд, пудов зерна в год, то в 1917 г. собрали в 1,5 раза меньше. В де­кабре 1916 г. правительство приступило к принудительной разверстке хлеба. Снабжение городов продуктами питания все более ухудшалось на фоне растущих цен: в конце января 1917 г. в Петрограде оставался лишь 10-дневный запас муки; мяса не оставалось вообще [13]. Подвести продукты было почти невозможно из-за транспортного кризиса...

Таким образом, со стратегической точки зрения, все попытки «дог­нать» государства-конкурентов провалились. Царизм не мог превратить Россию в военного и индустриального капиталистического гиганта . При­чины этого следует искать в самих социально-политических структурах

Старого режима. Страна не могла сделать решительный шаг к полномас­штабному промышленному перевороту, не отказавшись от их сохранения: не разрушив общинные структуры, не преодолев узость внутреннего рын­ка, не распространив повсюду рыночные принципы и не мобилизовав крупные финансовые средства и рабочую силу на проведение широкой капиталистической индустриализации. Царское правительство не могло себе этого позволить, поскольку вся общественная система Российской империи основывалась на существовании привилегированного помещичь­его дворянства, с одной стороны, и крестьянских общин - важнейшего источника налоговых поступлений и формы организации подавляющего большинства населения, с другой. Из последних можно было выкачивать деньги и хлеб, но разрушить их было нельзя. Змея грызла свой собствен­ный хвост, но не могла его проглотить. Преодолеть пределы модернизации в рамках существующей системы не удавалось.

Подобный тупик мог в других условиях привести к классической буржуазной революции, наподобие западноевропейских революций про­шлых столетий. Но такой вариант наталкивался в России на почти непре­одолимые препятствия. Русские рабочие, в отличие от французских сан­кюлотов XVIII века, вполне отчетливо сознавали, чего они не хотят: капи­тализма. Они уже достаточно насмотрелись на его проявления: произвол хозяев, собственное бесправие, подавление союзов трудящихся и т.д. Более того, рабочий класс России еще не забыл общинных и ремесленных тра­диций и навыков самоуправления в труде. Вчерашние или позавчерашние крестьяне еще вполне могли представить себе, как они сами управляют производством, пусть уже не сельскохозяйственным, а фабричным. Уже в 1905 г. они создавали на многих предприятиях свои фабричные комитеты, советы и рабочие ополчения-милиции. А неквалифицированные рабочие, не потерявшие связей с деревней, охотно вернулись бы туда при первой возможности. Никакого желания поддерживать буржуазную революцию у подавляющей массы российских рабочих не было.

В свою очередь, русская буржуазия и либеральные политические си­лы были слишком слабы и слишком сильно связаны с царизмом экономи­чески, политически и на личном уровне, чтобы рискнуть пойти на смену системы и тем самым вывести модернизацию из тупика. Совет съездов представителей промышленности и торговли мог призывать к ограниче­нию государственного предпринимательства и чрезмерного, с точки зрения буржуазии, казенного регулирования хозяйственной деятельности [14], но крупнейшие объединения российских предпринимателей и не помышляли разорвать те многочисленные нити, которые протянулись между ними и царским государством. Либералы лишь обличали неэффективность прави­тельства и чиновничьей администрации, добиваясь расширения своего влияния в рамках сложившихся структур. «Нельзя ставить во главу угла вся­ких Распутиных; - убеждал председатель Государственной Думы М.В.Род- зянко царя Николая II в феврале 1917 г. - Вы, государь, пожнете то, что посеяли». На что монарх пожал плечами: «Ну, бог даст» [15].