Софья Хазанова - Пискаревский летописец. Происхождение, источники, авторство

На недовольство земских людей опричными порядками обратил внимание и Р. Г. Скрынников. «По свидетельству (Пискаревского. – С. Х .) летописца, опричнина вызвала крайнее озлобление в земщине», – писал Р. Г. Скрынников. При этом он ссылался на тот же текст источника. По мнению исследователя, «летописец отметил, что в выступлении участвовали «все люди земли». Однако, как совершенно справедливо подчеркнул Р. Г. Скрынников, летописцем не называлась дата выступления [113]. Вывод историк повторяет и значительно позже [114]. Отсутствие датировки делает затруднительным для исследователей установить связь между летописным сообщением и историческим событием.

С. О. Шмидт, как и А. А. Зимин, датирует выступление против опричнины 1566 г.: «В позднейшем летописце (Пискаревском) вряд ли случайно произошло смещение событий: вслед за упоминанием о начале опричнины ("того же году") говорится о "ненависти на царя от всех людей" и о челобитной за руками о опришнине, что не достоит сему бытии». «Видимо, – продолжает исследователь, – сходство событий 1564 и 1566 гг. было так велико, что оба протеста слились в один уже в представлении людей, писавших сравнительно скоро после этого времени» [115]. В связи с этим наблюдением С. О. Шмидт приходит к выводу, что в одной статье автор Пискаревского летописца объединил под одним годом два разновременных события.

В отличие от своих предшественников В. И. Корецкий в одной из поздних работ оспаривал датировку «массового выступления против опричнины» 1566 г.: «В исторической литературе стало обычным относить это известие к лету 1566 г. однако такая датировка не может быть принята, ибо о передаче челобитья говорится уже после сообщения о переезде царя на новый опричный двор (январь 1567 г) и до известия о гибели князя Владимира Андреевича Старицкого (осень 1569 г.). Следует также отметить, что и в летописных отрывках, и в Пискаревском летописце подчеркивается массовость и народность выступления, что не вяжется с известием о выступлении дворянских фрондеров, даже если принять их число, по Шлихтингу, в 300 человек» [116]. Ссылаясь на Сокращенный временник, имевший, по его мнению, общий источник с Пискаревским летописцем, В. И. Корецкий связывал выступление против опричнины с волнениями посадского населения: «Еще более массовый характер выступление против опричнины, как возмущение посадского населения Москвы, всего посадского „мира“, а не земской дворянской оппозиции, предстоит в Сокращенном временнике, имевшем общий источник с Пискаревским летописцем». «Все это, – заключал историк, – заставляет сблизить известие Пискаревского летописца не с событиями лета 1566 г., когда группа земских дворян выступила против опричнины, а с событиями лета 1568 г., когда против опричнины поднялось все посадское население Москвы, московский посадский „мир“ » [117]. Таким образом, мы видим, что Пискаревский летописец не содержит точного указания даже на дату широко известного события. Это заставляет исследователей делать выводы на основе его сообщений с известной осторожностью.

Запись о выступлении земских людей против опричнины не является единственным сообщением, достоверность которого внушает сомнение. Другая статья Пискаревского летописца, вызвавшая противоречивые оценки исследователей, посвящена деятельности Алексея Адашева и священника Сильвестра. В Пискаревском летописце сообщается, что они сидели вместе в избе у Благовещенского собора и управляли Русской землей. Историки по-разному оценивали достоверность этой статьи. А. А. Зимин рассматривал известие об Адашеве и Сильвестре как вполне заслуживавшее доверие и даже ссылался на него при подтверждении достоверности других источников: «Свидетельства Грозного и Андрея Курбского можно подкрепить оценкой деятельности Адашева и Сильвестра, данной Пискаревским летописцем» [118]. С. О. Шмидт согласен с такой версией, но уточняет, что Адашев был известен царю еще до пожара 1547 г., а не стал известен во время пожара, как это описано в Пискаревском летописце, потому что Адашев и его жена названы в числе самых близких лиц к царю в «чине» царской свадьбы февраля 1547 г. [119]Исследователь объясняет причину такого смещения событий временной отдаленностью: «Но уже у ближайших современников царя приближение Адашева к царю и его возвышение связывали с событиями июня 1547 г. (близкая аналогия в рассказе Курбского). К 1547 г. отнесено возвышение Адашева и в Степенной книге А. Ф. Хрущова» [120].