Леонид Аринштейн - Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920

Но была еще и другая причина.

Совершенно неожиданно, еще до взятия Митавы, германское командование обнаружило среди своих войск свыше 400 солдат-спартакистов, устроивших 10 марта путч, выразившийся в том, что эти смелые немецкие коммунисты, проникшие на фронт под видом солдат-добровольцев, устроили несколько митингов под лозунгами: «Долой душителей русского пролетариата, долой немецких баронов, да здравствует всеобщее братство и всемирная социальная революция!».

Митинги были, конечно, разогнаны, ораторы были расстреляны, спартакисты же разоружены и отправлены обратно в Германию. В день занятия Митавы в тылу произошло новое осложнение. Спартакисты-матросы, вооруженные до зубов, вероятно, знавшие о заговоре, но почему-то запоздавшие к путчу, пытались перейти через литовско-германскую границу. С большим трудом матросов удалось спровадить домой, но эти непредвиденные германским командованием экстраординарные выступления спартакистов переполошили как самих немцев, так и контролировавшую их действия Антанту. Последовал ряд запросов с одной стороны и отписок с другой.

Эти-то все обстоятельства в совокупности и сорвали немецкое наступление на Ригу из Митавы.

Когда советское правительство окончательно убедилось, что наступления нет и оно затормозилось, когда красная армия, оправившись от митавского перепуга, вновь была приведена в относительный порядок, а из России прибыли новые подкрепления, оно вернулось обратно в свою красную столицу, по-видимому, не в плохом настроении духа, потому что тот самый Стучка, который неделю тому назад бежал без оглядки на автомобиле из Риги, теперь писал в «Zihn'e» статью с приглашением: «Не бойтесь призраков»…

Из Петербурга и Москвы наехало множество русских ревизоров, инструкторов, делегатов, ожидался даже приезд самого Троцкого, но вместо него прибыл поезд-выставка «имени тов. Ленина», состоящий из 28 пёстро разрисованных товарных вагонов с плакатами, афишами, диаграммами и граммофонами, исполнявшими пластинки с речами Троцкого и Дыбенко. Во всех правительственных учреждениях и отделах образовались коммунистические тройки и ячейки, забравшие в свои руки не только надзор за политической благонадежностью служащих, но и управление делами, отстранив от руководства заведывающих специалистов. От служащих теперь требовалось обязательное вступление в число членов коммунистической партии, служащие регистрировались по каким-то хитрым анкетам, выработанным комиссариатом внутренних дел, причем уклонявшиеся от вступления в партию и от регистрации беспощадно увольнялись и посылались на принудительные работы. Отсрочки по мобилизации для ответственных служащих не коммунистов были отменены.

Но, несмотря на внешнее спокойствие, все же чувствовалось, что советская власть тревожится и что вся эта работа по возвращении в Ригу похожа на судороги, что все ее внимание поглощено фронтом, отстоявшим от Риги на расстоянии всего 38 верст. Спешно происходило переформирование красных частей, сведение четырехбатальонных полков в трехбатальонные; высшим управляющим органом в армии был объявлен комитет стрелков-коммунистов, под председательством Данишевского, узурпировавшего все права и власть не только командного состава, но и военного комиссариата. В круг задач коммунистического комитета стрелков, кроме политического руководства армией, входили и чисто оперативные задачи, за неисполнение или неточное исполнение которых комитет судил офицеров собственным судом и расстреливал, не отчитываясь ни перед кем.

В целях пропагандирования и революционирования германских войск, коммунистический комитет армии неоднократно предпринимал братания на фронте, переодевал стрелков в немецкую форму, распространял прокламации и листовки и т. д.

Но браталыцики расстреливались из пулеметов, а захваченных пропагандистов вешали, причем немцы неукоснительно сообщали большевикам об именах казненных и о времени приведения приговора в исполнение…

Выход германских войск из Митавы и продвижение их до станции Олай, на полпути между Митавой и Ригой, совершавшееся в десятых числах мая, не произвели особенного впечатления на рижан. Теперь даже оптимисты, даже самые упорные и уклонявшиеся от советской службы заставили сломить себя и пойти на поклон к большевикам. Насколько мало было веры в избавление, можно было судить по тому, что даже бросавшие бомбы германские аэропланы теперь вызывали злобу и ненависть у людей, недавно мысленно их благодаривших.