Леонид Аринштейн - Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920

В горячке повальных арестов и обысков пострадали и иностранцы: шведы, датчане, голландцы и др. нейтралы. Но в отношении к иностранцам в задачу стучкиного правительства не входила ссора с нейтралами, которых Стучка намеревался использовать в своих целях. Для верности Стучка однако телеграфировал в Москву об инструкциях и получил оттуда приказ – до поры до времени не задираться с иностранцами. Поэтому арестованные нейтралы и, в частности, германский вице-консул, не успевший своевременно уехать, были освобождены под честное слово, что они не будут заниматься никакой контрреволюционной деятельностью…

Съезд советов Латвии состоялся с 13 по 16 января. К сожалению, у меня, по независящим обстоятельствам, не сохранилось протоколов этого интересного съезда. Но интересно отметить, что делегаты-коммунисты от Латгалии (бывшие русские Люцинский, Режицкий, Креславский, Дриссенский и Двинский уезды) с пестрым населением, состоявшим из великороссов, белорусов, поляков, евреев, энергично протестовали уже в первый день съезда против речей и прений на латышском языке и заявили решительное сопротивление против присоединения Латгалии к Латвии, предпочитая, чтобы она входила в состав России и чтобы для Латгалии административным центром считалась не Рига, а Витебск.

Однако съезд, большинством голосов против 30, торжественно декларировал «единую и неделимую» советскую Латвию с включением в нее и Латгалии.

Этот провинциальный империализм красных латышских шовинистов на практике постоянно встречал сопротивление на местах, латгальцы саботировали все распоряжения правительства Стучки, не подчинялись распоряжениям о мобилизации, о реквизициях, бойкотировали стучкину валюту вплоть до дня падения Риги и пр…

В результате трехдневных работ была выработана и утверждена конституция советской Латвии, управление которой было возложено на комиссариаты внутренних дел, военный, путей сообщения, земледелия, просвещения, труда, социального обеспечения, контроля, продовольствия, финансов и юстиции. Все комиссариаты, кроме военного, были самостоятельны, военный же был подчинен русскому советскому правительству, дававшему военному комиссариату Латвии непосредственные приказания и инструкции. Так как московское правительство не разрешило латышам иметь собственного комиссариата иностранных дел, считая внешнюю политику Латвии своим собственным русским делом, то съезд удовольствовался организацией «Секретариата по иностранным делам при председателе советского правительства Латвии», т. е. простым столом или отделом при канцелярии Стучки.

Много и долго дебатировавшийся на съезде вопрос о независимости Латвии нашел себе выражение в следующей резолюции съезда, опубликованной 16 января в виде декрета:

«Ввиду того, что вместе с аннулированием Брест-Литовского мирного договора, Латвия снова считается составной частью России, каковая связь была окончательно прервана лишь 25 декабря 1918 года, объявлением о признании независимости латышской советской республики, Латышское советское правительство постановляет:

Все до 25 декабря 1918 года изданные правительством российской социалистической федеративной советской республики декреты имеют силу и в границах советской республики Латвии, поскольку они не были отменены или изменены декретами и распоряжениями советского правительства Латвии…»

Теперь, облеченное «доверием» пролетариата, безземельных крестьян и стрелков, получившее санкцию съезда правительство могло, уже не откладывая дела в долгий ящик, приняться за массовые убийства.

Председателем революционного трибунала был назначен печник Вилке (в переводе на русский язык – Волк), пьяница и вор-рецидивист, дюжий, рыжий, малограмотный детина, всей своей фигурой оправдывающий свою фамилию. В течение первых двух недель трибунал выносил исключительно одни только смертные приговоры. Списки приговоренных к расстрелу не публиковались, родственникам убитых не давалось никаких справок о судьбе подсудимых, какая бы то ни было защита была устранена…

В течение двух недель было убито в одной только Риге 2800 человек, по преимуществу немецких фамилий, выданных дворниками, швейцарами, кухарками, горничными, лакеями, а также по проскрипционным спискам, ведшимся местными коммунистами во время оккупации. Если в отношении какого-либо арестованного немца не было конкретного обвинительного материала, на фабрикацию которого была так искусна чрезвычайка, революционный трибунал, не желавший расставаться со своей жертвой, просто ставил отметку перед фамилией присужденного: «за 1905 год», т. е. за участие в подавлении революции в Прибалтийском крае карательными экспедициями, безразлично – участвовал ли или не участвовал имя рек в этом подавлении революции. Таких жертв «1905 года» в эти первые недели были расстреляно довольно много.