Михаил Ульянов - Возвращаясь к самому себе

Сколько тут пролито невидимых миру слез, сколько разрушенных душ и самих жизней... Долго и жестоко отучали от того, что потом нарекли "чувством хозяина" и, разрушая одной рукой, тщились голыми призывами воспитать это уже разрушенное чувство. Даже то немногое, что разрешалось иметь при себе приусадебные "сотки", без конца то прирезали, то урезали. То давали по пятнадцать, то по двенадцать, то двадцать, а потом - десять.

На глазах у хозяина его десять "лишних" соток зарастали бурьяном, а он не мог, не смел, вырастить лишний центнер картошки. Что оставалось делать? Мужик пил водку, гнал самогон. А работать... Или не дают, или уж "гоняют" на работы.

Я ведь из Сибири. Из крестьянства. Сам уже не застал, по рассказам матери знаю. Когда ж это было, чтобы крестьянина в девять утра палкой выгоняли на работу?! А колхозников выгоняли. Как такое могло произойти в России, крестьянской стране, где хозяин с утренней зарей поднимался, с вечерней - завершал работу? А теперь мы удивляемся, что у нас нет своего хлеба, за границей его покупаем.

Вот сегодня от некоторых стариков слышишь: "Мы при коммунистах жили хорошо!" - "Полно-ка!" - хочется им сказать. Это Москва жила хорошо. Когда я снимался в "Председателе", это в Можайском районе, старухи нам рассказывали, как они ели лебеду, как жили на одной карто-шке, да и ту, последнюю, отбирали. Хлеба не было, денег не давали, вместо трудодня - "палоч-ки" писали. Откуда же тут возьмется желание работать, отдать себя своему единственному делу.

Хочется рассказать здесь о моем хорошем знакомом, замечательном человеке Михаиле Гри-горьевиче Вагине, председателе колхоза в Горьковской, ныне Нижегородской области. Жаль, я так и не побывал в его колхозе, не собрался... А так, в Москве, встречались не раз.

Михаил Григорьевич хитрый был мужик, такой кулак по натуре, кулак - в смысле собира-тель, накопитель, правильно - богатей. Это у нас считалось признаком классово-враждебной си-лы. В свое время как раз таких, как он, призывали уничтожить, истребив под корень "как класс". Все мы учили по истории эту страшную формулировку: "Ликвидация кулачества как класса".

Так вот - о Вагине. Колхоз у него был богатейший, сам он - Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета и так далее и так далее, все регалии - при нем.

Однажды он показал мне фотографию церкви. А было это еще во всесилии КПСС, до перест-ройки. "Смотри, - говорит, - я церковь восстановил, 270 тысяч вложил..." В то время это были действительно тысячи, поболее, чем сейчас миллионы. "Ох, - говорит, - меня на райкоме дол-бали... А я сижу, соплю себе. Ничего, мол, как-нибудь перетерпим. Зато церковь будет. Старухи станут ходить, станут жить дольше. Дети будут приезжать, внуки - все лучше". Вот какой человек!

И вот недавно я читаю потрясшую меня статью Вагина. Он пишет, что хочет уйти в отставку. Почему? Потому что он не смог убедить своих колхозников перейти на новые рельсы жизни.

Он им говорит: "Мужики, давайте, возьмем все на себя, создадим акционерное общество". А в ответ:

"А зарплату получать мы будем?" - "А зарплата, - отвечает, - будет, какую заработаем". - "Н-ну-у, заработаем! Зачем это нам зарабатывать? Ты вот мне положи оклад, тогда и будем работать". Он им разъясняет, что, возможно, они будут и три, и больше таких окладов зарабаты-вать - это ж смотря как работать. "А-а, будем мы еще корячиться... Нам и так хорошо..."

Вот Вагин и пишет, потому-то он и уходит из колхоза, что сейчас особенно стало ясно, какой это рассадник безответственности, нахлебничества, пьянства. Не хотят работать уже и на самих себя. Вот кого мы воспитали, что сделали с трудовым народом за семь десятилетий с небольшим... И когда сегодня в Москве старики и старухи кричат, как хорошо они жили, я думаю, сколько из них - а может, еще их родители - убежали в столицу из разоряемых деревень. Так им посчаст-ливилось - убежали, осели в городе, успели, пока не закрыли прописку в столице, пока не пере-стали выдавать в сельсоветах справки (вместо паспортов, которых крестьян, как преступников каких, лишили) для этой самой прописки.

Да и чего ж хорошего было в их жизни? Хорошо - это в Америке сегодня живут: жестко. Хлеб - он трудно зарабатывается. И деньги - тоже. И в Америке не все богатые. Но право, и возможность, и дорога к богатству тебе открыта. Если у тебя есть голова, если у тебя талантливые руки, если ты поднимаешься не в десять утра, а в пять, если, если, если...

А наши - не-е-ет! Вот ты ему дай, хоть немножко, но досыта... То есть мы хотим работать по-нашему, а получать - по-ихнему.