Судя по всему, предложенный доспех действительно был плодом творчества оформителя этой процессии, хотя один источник его вдохновения указать можно – это ритуал коронации. Во время этого ритуала сначала возлагалась корона со словами «Господь венчает тебя короной славы» [1052]. Затем королю вручались меч, палий (мантия) и скипетр. Таким образом, снова, как и в сцене с чемпионом, Лондон пытался, пусть и с некоторым опозданием, перехватить хоть часть коронационного ритуала у Парижа.
На Корнхилл для короля была сыграна новая сцена – скиния, в которой его ждала Дама Мудрость в окружении семи свободных искусств, каждое из которых сопровождал представитель: Грамматику – Присциан, Логику – Аристотель, Риторику – Цицерон, Музыку – Боэций, Арифметику – Пифагор, Геометрию – Эвклид, Астрономию – Альбмусард [1053]. В этой сцене Уитингтон увидел первое проявление влияния ренессанса на английские процессии [1054]. Однако такая интерпретация представляется весьма спорной: образ семи свободных искусств как свиты Дамы Мудрости был очень популярен и в классическое средневековье, и даже символические личности, воплощавшие эти искусства, за единственным исключением Абу Масара вместо Птолемея, – те же самые. Более глубокой представляется интерпретация Киплинга, который увидел в этой сцене аллегорию мистического брака Божественного Царя– Христа и Церкви, в которой король представляет Христа, а Дама Мудрость– Божественную Мудрость и одновременно город.
Безусловно, брачный ритуал как ритуал перехода имеет много сходного с ритуалом возведения на царство. Арнольд Ван Геннеп указывал на то, что «свадебные церемонии обнаруживают часто также детальное сходство с церемониями возведения на трон: покрывало распростерто над королем, так же как над супругами – венец; сакральные предметы, отличающие жениха и невесту, подобны регалиям будущего царя; сходство особенно проявляется там, где, как, например, в Северной Африке и некоторых областях Индии и других, жених объявляется царем, султаном или принцем, а невеста – царицей, султаншей или принцессой или, как в Китае, где жениха величают мандарином» [1055]. Роль города как невесты и короля как жениха многократно подчеркивал Гордон Киплинг, выводивший этот элемент ритуала, прежде всего, из свадебных метафор Евангелия от Матфея (Мф. 22:1-14), апокалиптической мистической свадьбы Агнца, в которой невеста есть некое общее тело города Бога (Откр. 19:7–9, 21:2), Песни Песней, которая интерпретировалась как аллегория отношений Христа и Церкви еще Отцами Церкви, и Псалмов (Пс 44:12–17) [1056].
С другой стороны, на дохристианское происхождение брачной темы в ритуале царского въезда и, в частности, на «феминизацию» образа города и «маскулинизацию» монарха обратил внимание известный отечественный специалист Михаил Бойцов [1057]. Сабина МакКормак указывала на римское происхождение символического образа въезда монарха в город как свадьбы [1058], а Мирча Элиаде указывал на то, что во время древнеиндийского ритуала Раджасуйя (то есть ритуала возведения царя у ариев) «в ходе ритуала царь возвращался в зародышевое состояние… а затем формировалось его новое тело, то есть символическое тело, которое правитель обретал путем мистического бракосочетания с кастой брахманов или народом» [1059]. Таким образом, использование для коронации и аккламации метафоры свадьбы имеет огромную протяженность во времени и распространено не только у индоевропейских или средиземноморских народов, что позволяет говорить о некоей общности этой метафоры, единой, возможно, даже для всего человечества.
В данном случае элемент матримониальной метафоры, безусловно, присутствовал, однако вполне наглядно проступает и дидактический аспект этого развлечения. Надпись на скинии, согласно Лидгейту, гласила:
Король, со мной ты обретешь по праву
Мир, почести, величие и славу,
Чтоб умножать величие короны
С моею помощью предпишешь ты законы [1060].
Дидактичность этой фразы представляется вполне очевидной: чтобы обрести величие, король должен править с мудростью и знанием семи искусств. Не последнюю роль в «педагогическом» значении этого развлечения играл тот очевидный всем присутствующим (да и всем англичанам тоже) факт, что Генрих VI, несмотря на то что он триумфатор и земной Христос, также и десятилетний мальчик, которому еще только предстоит научиться быть государем. Эта готовность учиться и править с Мудростью была важной частью пропаганды образа нового монарха. С другой стороны, это была не только «программа действий» для короля, но и схема, формировавшая образ короля как образованного и мудрого монарха (скорее в будущем, чем в тот момент) в сознании подданных.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу