Array Коллектив авторов - Королевский двор в Англии XV–XVII веков

С другой стороны, Ричард, въезжающий в Новый Иерусалим, принявший корону из рук ангела, совершающий чудеса, был главным актером в этом представлении театра власти. Согласно тезису знаменитого американского антрополога Клиффорда Гирца, «грандиозные церемонии являлись не средствами для политических целей, это были цели сами по себе, это было то, ради чего существовало государство. Придворный церемониал был движущей силой политики двора. Не массовый ритуал служил укреплению государства: само государство укрепляло силу массового ритуала. Править значило не столько решать, сколько показывать. Власть служила помпезности, а не помпезность – власти» [987]. В этот момент Ричард не просто создавал представление о себе как о короле, он был им в самом подлинном смысле слова, что и подтверждали горожане, созерцавшие его эпифанию.

Христологичесая тематика была не только продолжена, но и развита в следующем въезде Ричарда II в Лондон. Въезд 1392 г. был достаточно редким явлением – Ричард проводил повторную аккламационную процессию. Конфликт между монархом и Лондоном привел к переносу двора, королевской администрации и судов в Йорк. Однако примирение короля и города последовало довольно скоро. Ричард сначала вернул в Вестминстер королевскую администрацию и суды, а впоследствии и двор. «Мэр и олдермены собрали большую сумму денег, чтобы подготовить великое торжество… они встретились с королевой Анной Богемской, и она, со всеми лордами и леди, встала на колени и умолила короля примириться с лондонскими горожанами и подтвердить все их свободы и привилегии, которые он изволил им даровать» [988].

Начавшийся спектакль покаяния, заступничества и прощения был продолжен через два дня во время торжественного въезда королевской четы в Лондон. Процессия должна была не просто повторить аккламационную в упрощенном виде, когда положительная энергия, транслируемая новым королем на обновленный город, обновлялась, а город очищался от всех искажений, произошедших после коронации. Эта процессия стала повторной аккламацией, новым признанием со стороны горожан и установлением новых связей монарха и обитателей столицы. Поэтому процессия 1392 г. должна была превзойти коронационную и, при этом, приобретала совершенно особый смысл – установление согласия и очищение от скверны конфликта.

Основной источник, повествующий нам об этой процессии, – латинская поэма Ричарда из Мэйдстона уже самим своим названием подчеркивает этот мотив [989]. Невозможно точно сказать, присутствовал ли сам автор при королевской процессии. Это вполне возможно, если учесть, что автор, монах-кармелит из монастыря в Эйлсфорде, имевший степень доктора теологии и известный своими теологическими трактатами, пользовался королевским расположением и появлялся при дворе [990]. При этом справедливым выглядит предположение Уитингтона, что, по крайней мере, речи участников процессии являются плодом фантазии автора, поскольку, если еще можно предположить, что мэр, олдермены и участники представления говорили заранее подготовленными латинскими стихами, то допустить то же самое в отношении Ричарда и Анны, говоривших без подготовки, по меньшей мере сомнительно [991].

Королевская чета начала свой путь от Саутверка, где их встретили мэр, олдермены и представители лондонских компаний. Проехав через ворота города, процессия направилась к большому фонтану в Чипсайде, где их ждала первая сцена – над фонтаном, бьющим вином, располагался хор ангелов, приветствующих Ричарда и Анну своим пением [992]. Вторая сцена была сыграна чуть дальше, у малого фонтана в Чипсайде. Над улицей на сложной системе растяжек висела удивительная башня, наподобие замковой. На ней стояли юноша и прекрасная девушка, одетые как ангелы [993]. Юноша и девушка спустились с башни, неся в руках золотые короны, украшенные драгоценными камнями, и увенчали ими короля и королеву.

Следующая сцена была поставлена у ворот собора св. Павла. В три ряда восседали юноши и девушки, представлявшие три ангельских чина, они играли на различных музыкальных инструментах и пели. Над пирамидой небесной иерархии восседал сам Господь Бог, представленный в виде юноши, одетого в белоснежные одежды [994]. Монарх и его супруга спешились и прошли в собор.

Наконец, четвертая сцена ожидала королевскую чету возле Темплбар. Посреди пустыни стоял Иоанн Креститель, окруженный различными удивительными зверьми (от волков, львов и зайцев до пантер, пардов и единорогов) и растениями. Звери дрались друг с другом. При приближении короля Иоанн воскликнул «се Агнец и Господь!» [995]На этих словах с неба (то есть с вершины сцены) начал спускаться ангел, несущий «чудесные дары» – два алтарных образа Страстей Христовых и Девы Марии и св. Анны. Ангел произнес речь, после чего поднес первый образ королю. В своей речи он говорил о том, что этот образ напоминает о милосердии Христа к врагам его и примирении Господа с Его народом [996]. Затем ангел произнес речь, обращенную к королеве, после чего поднес ей второй образ.