Л Вагнер - Повесть о художнике Айвазовском (не полностью)

Айвазовский, привыкший вставать рано, подолгу стоял у окна,-глядел на чистый снег, на голые беззащитные березы. Он любил зиму в Москве, утренние раздумья до работы. Перед его внутренним взором явственнее возникали картины юга. Тогда он работал с упоением, забывая выходить к завтраку. Хозяйка не смела его беспокоить. Только Пантелей - старый дворник - топтался у его дверей и кашлем напоминал, что пора, мол, и подкрепиться. В первые дни Айвазовский притворялся, будто ничего не слышит. Но перехитрить Пантелея было не так-то легко: он кашлял все настойчивее. Однажды Айвазовский выбежал с кистью в руке, разгневанный, готовый накричать, но увидев старика, которого на этот раз не на шутку душил кашель, его побагровевшее лицо и слезящиеся глаза, он кинулся ему на помощь.

После этого случая Иван Константинович старался больше не опаздывать к завтраку. Первые дни хозяйка сама прислуживала за столом, но заметив, что ему приятнее общество старика, она поручила все заботы о нем Пантелею.

Скоро у них нашлись общие знакомые. Пантелей служил в Севастополе. Во время обороны ему оторвало ногу. Сам Корнилов знал храброго солдата. Айвазовский любил подолгу слушать рассказы Пантелея о Корнилове и Нахимове. Он и сам вспоминал о встречах с ними. Пантелей подробно расспрашивал Айвазовского о его севастопольских картинах.

- Вот вы, Иван Константинович, много картин написали о морских битвах славного Черноморского флота. Особливо ваша картина "Осада Севастополя" запала мне в душу. Я ее здесь в Москве на выставке видел. Как узнал я, что о Севастополе картина, так сами ноги туда понесли. Долго не хотели меня пустить в зал, где одни господа были. Спасибо знакомому студенту - провел меня. Смотрел я на эту картину и слеза прошибла... Не думал я тогда, что художника, который написал ее, увижу, да еще буду разговаривать с ним... А вот привелось. Только вы скажите мне, Иван Константинович, отчего бы вам не написать такую картину, чтоб русский солдат был виден, душу его богатую и сердце отважное раскрыть перед всеми,

- А как это сделать, Пантелей? Подскажи, друг!

- Да вот хотя бы такой случай: мне о нем рассказывал один мой земляк, тоже служивый, вместе со мною в Севастополе оборону держал. Так вот - в прошедшем году мой земляк решил побывать в Севастополе. Целое лето шел туда. По дороге встретился ему такой же старик, как и он, туда же держал путь. В оборону он на Четвертом бастионе у графа Толстого денщиком был. Вот они пришли в Севастополь под вечер, уже солнышко закатывалось. Добрались до Малахова кургана, до того самого места, где смертельно был ранен вице-адмирал Корнилов. Долго они там стояли, пока солнце совсем не зашло и темнеть начало. Вернулся мой земляк домой и говорит: "Теперь-то и умереть не страшно. Выполнил свой долг". Вот, Иван Константинович, какая богатая душа у русского солдата.

Айвазовский молчал. Только по глазам было видно, как глубоко тронул его рассказ Пантелея.

Художник задержался в Москве почти до самой весны. Айвазовский уже несколько дней как выходил в весеннем пальто. Шубу он велел Пантелею уложить в дорожный сундук. В день отъезда было совсем тепло, солнце по-весеннему заглядывало в комнаты. На душе было легко, как будто она умылась весенней водой.

Перед тем, как поехать на вокзал, Айвазовский заперся в своих комнатах и вышел оттуда только тогда, когда прибыл экипаж.

Прощание с Пантелеем вышло трогательным. Оба прослезились и обнялись. Долго глядел Пантелей вслед экипажу, а затем медленно пошел в комнаты художника. В светлой просторной прихожей между спальней и кабинетом, он от неожиданности вскрикнул: на вешалке висела шуба Айвазовского. Он вскрикнул так громко, что хозяйка услышала из гостиной и прибежала.

- Что приключилось, Пантелей?

- Шубу Иван Константинович забыл... Да как это могло случиться? Ведь я сам намедни в дорожный сундук ее уложил... Не иначе как наваждение какое. Надо скорее на вокзал отвезти ее, может еще успею...

- Ты прав, Пантелей, - сказала хозяйка, - хотя никак не пойму, как это ты допустил такую оплошность. Ты всегда такой аккуратный и рассеянностью до сих пор не страдал.

Пантелей двинулся к вешалке и вовсе опешил. Даже руками развел от неожиданности.

- Что там опять случилось? - заволновалась хозяйка.

- Уж поглядите сами, Лидия Ивановна. Подойдите сюда поближе...

Хозяйка робко подошла к вешалке и ахнула: то, что они с Пантелеем приняли за шубу Ивана Константиновича, была действительно его шуба... только написанная на стене.