Виталий Аверьянов: Империя и воля. Догнать самих себя

Шмитт как германец смотрит на ситуацию XX века глазами европоцентриста, несмотря на то что на словах он называет войну 1914–1918 годов концом европоцентризма. У духа мирового господства (по-шмиттовски «номос» восходит к «захватывать», «делить» — а по-розановски это немецкое grafen и haben, «грабить», «хапать») нет конца, этот демон обязательно вселяется в кого-нибудь еще.

В сущности, борьба за сушу и море закончилась, и вместе с началом новой эры — покорения воздуха а затем и открытого космоса — это уже борьба не за море, не за сушу, даже не за небо, а за жизненное пространствовообще. Но бороться за пространство, находя в этом предельный смысл своего номогенеза, может лишь саморазложившаяся, самораздвоенная цивилизация. Различные же миры, традиции-цивилизации обречены на борьбу не столько за пространство, сколько за господство над чем-то более важным: над временем и историей.

В этой последней борьбе Россия представлялась всегда более отсталой, более неподготовленной, чтобы давать зрелые ответы на вызовы действительности. Главная проблема России, с точки зрения Розанова, это запаздывание в осмыслении своей самостоятельной мировой роли. Само это запаздывание естественно для более молодой цивилизации. По существу Россия запаздывала с этим и в эпоху византизма, и в эпоху после крушения Константинополя, и в эпоху Петра, и в XIX веке. Мальчик боролся со стариком, ученик — с мастером.

Однако, как показал Розанов, в XIX — начале XX вв. русские не просто не дозревали до современного и адекватного провозглашения своей цивилизационной и духовной сверхзадачи, но под давлением западных идей страдали атрофией духовного автогенеза. Переходя на язык виталистов, суть номогенеза состоит в том, что самое главное, самое существенное для органической цивилизации, для живой культурной традиции — это не воздействия внешней среды (фактор хорогенеза), но фактор внутренний, вложенный в саму природу организма. Атрофия этого самого автогенеза была причиной глубочайшего русского кризиса (Смутного времени) во время первой мировой войны.

Номогенез земли не представляет собой чего-то законченного, пока он является суммой номогенезов особых и своеобразных цивилизаций, в многоголосии которых и состоит суть истории человечества. Пока история продолжается, внутри «номоса земли» будут возрождаться новые центры силы, пульсировать новыми артериями жизни. Земля будет вкачивать в древние жилы традиций и в натруженные вены цивилизаций обновленную горячую кровь.

Но что за кровь струится в традициях, в цивилизациях, что за огонь заставляет их восставать из руин в новых невиданных и чудных комбинациях? Это огонь крови человечества — его миссий, заданностей, целеполаганий, стремлений к скачку в будущее.

Проявившаяся в истории невольная миссияРоссии — снимать западноевропейские (начиная с папских), а если присмотреться, то и восточноазиатские (монголы, османы) претензии на мировое господство — связано таинственно с замыслом Божиим обо всей мировой истории. Не то чтобы некто нарочно восстанавливает равновесие сил на земле, но земля как целое стремится избегнуть гомогенности, обмануть энтропийную тягу к монополизации мира.

Получается, что «миродержавие» (термин Н. Данилевского) заключено вовсе не в господстве над всеми племенами и народами, а в сдерживании тех, кто жаждет такого господства. Это миссия хотя и «негативная», «отражающая», но по своему архетипу самая высокая (миссия Хранителя гармонии, Спасителя мирового лада). И это служение Стража мира до сих пор было миссией России.

В то же время во всякой миссии есть и положительное измерение, «символ веры», содержательное качество, которое несут миссионеры всему миру. Однако парадоксальным образом, именно единственность миссии, единственность истины (или, по русскому выражению, Правды) сама дает питательную среду для своей же собственной альтернативы. Действие производит противодействие — даже распространяемое благовестие апостолов вызывает в ответ усиленную подпольную работу «тайны беззакония», даже Христос порождает не только Церковь, но и свою тень, дробящуюся в «лжепророках» и символически интегрированную в фигуре Антихриста.

Русское «миродержавие» (термин Н. Я. Данилевского) противоположно идее глобализма. Мы не «покрываем» собою мир, а примиряем в себе культуры и миры.

Так и на уровне геополитики усиление одного из полюсов вызывает противодействие в других точках ойкумены. В работе «Новый номос земли» Шмитт набросал три сценария будущего: называя их современными терминами, это, во-первых, тотальный глобализм, во-вторых, альтер-глобализм при доминировании антлантистских сил, наконец, многополярный номос земли (о котором громко заговорили «на Востоке» в эпоху Ельцина и при живом еще Дэн Сяопине): «Первой и по-видимости самой простой возможностью, — говорит Шмитт, — было бы то, что один из обоих партнеров сегодняшней всемирной противоположности победит другого. Сегодняшний дуализм Востока и Запада был бы тогда только последней стадией перехода к окончательному, закрытому единству мира. (…) Вторая возможность состояла бы в том, что делается попытка удержать структуру равновесия прежнего номоса… Это означало бы, что известное из истории морское владычество Англии усилилось бы до соединения морского и воздушного господства. Здесь, правда, следует говорить не о маленькой островной Англии, а нужно учитывать только Соединенные Штаты Америки. Они являются, так сказать, самым большим островом… Третья возможность основана также на идее равновесия. Но не того равновесия, которое держится и контролируется комбинацией глобального морского и воздушного господства, осуществляющей мировую гегемонию. Может быть так, что образуются многие самостоятельные большие пространства или блоки, которые осуществят между собой равновесие и тем самым установят новый порядок Земли».