Хотел было господин Коковин прогнать дьякона из дома, да постеснялся -сан-то духовный. Дал ему, чтобы отделаться от непрошеного гостя, пяток дымчатых топазов и вежливо проводил до калитки.
На следующий день, как только отзвонили после заутрени, подходит Волоколамов к открытому окну спальни директора и кладет на подоконник пять золотистых топазов.
Глянул Коковин на камни, в руку взял: холодные -- неподдельные, значит. Что за притча? Уплатил, как сговорились, и сразу целую сотню дымчатых отвалил, да на всякий случай, чтоб не подменили, па трех камнях зарубки алмазом сделал.
Через два дня обратно полностью получает, и три с пометками. Все топазы один в один винно-желтые, чистые, прозрачные. И куда это дым - туман девался из каменьев -- непонятно. Может, и в самом деле чудо какое? Сдал Коковин дьякону еще сотню, потом другую, третью и деньги по уговору платит. А в какую статью расходов их записать -- не знает. Не на Варвару же великомученицу!
Волоколамов тем временем богатеть стал, сад фруктовый с флигелем у соседа откупил, дом забором тесовым обнес, фасад охрой покрасил, чтобы про цвет желтый завсегда помнить.
Много денег - Коковин дьякону выплатил. Обидно. Стал он доискиваться, каким манером Волоколамов цветопревращение делает. С аптекарем познакомился. Спрашивает:
-- От чего дьякон и дьяконица лечатся и какие лекарства у вас покупают?
-- Они,-- говорит аптекарь,-- люди здоровые, и он бугай бугаем, и она розовая да пышная, как яблоко наливное. Только Аграфена Дмитриевна растяпа. Вы не слыхали, как она серьгу потеряла?
-- Какую серьгу?
-- С дымчатым топазом. Пекла она, значит, пасхальные куличи. Глянула случайно в зеркало, видит -- одна серьга есть, а другой нет. Только что была -- и нет. Перевернула Аграфена весь дом, всюду перешарила. Словно в преисподнюю подвеска провалилась. Не так дорога серьга, как подарок свекра. А на другой день, в Христово воскресенье, сели к столу... И моя племянница Настька там была. Разрезали кулич, а из него серьга выпала, да только от угольного жара дымчатый топаз, в тесте запеченный, в золотистый обратился. Одна серьга с дымчатым, другая -- с золотистым! Чудеса!..
Глянул аптекарь на своего собеседника, а на том лица нет.
-- Что с вами? -- спрашивает.
-- Ничего, ничего, -- отвечает Коковин. -- Я вспомнил, что кладовую с самоцветами не запер.-- И, не простившись с аптекарем, домой ушел...
А все же погиб Коковин через один небольшой зеленый камешек. Через него он и чести, и жизни своей решился...
...Самоцвет--камень светлый, его трогать можно только чистыми руками,-так у нас на Урале старики сказывают.
Неподалеку от нас со звоном упала кедровая шишка и в туманной дымке костра промелькнула юркая фигурка белки. Иван Степанович подбросил в костер охапку хвороста и продолжал рассказ:
-- Отзвенели в Петербурге подвески топазовые, а балы да танцы продолжаются. Только моды пошли иные -- на костюмы да на опахала складные для наведения на себя прохлады. А чтобы руки у барышень не потели, ишь что модницы удумали -- шары хрустальные!
Стали горщики по всему Уралу "погреба" с хрусталем отыскивать да струганцы, что покрупнее, честь по чести, сдавать директору гранильной фабрики Коковину. А тот после обточки, с фельдъегерями да курьерами разными, за тем присланными, шары эти хрустальные на тройках с бубенчиками отсылал в Санкт-Петербург. Он шары -- ему благодарность; он шары -- ему вознаграждения. Вот так и жил в почете да в холе господин Коковин.
Поднялся хрусталь в цене свыше всякой меры! Сказывали, что на ассамблее еще при Петре I не то англичанин, не то немец какой за подаренный ему шар хрустальный снял свой перстень с бриллиантом в три карата и князю Трубецкому поднес с почтением.
Горный хрусталь не только для бус и подвесок хорош, но и для поделок разных великолепен. У нас уральский Левша для курьезу самовар из хрусталя выделал. А Наполеон подарил музыканту Друэ замечательную по отделке великолепного тона флейту из горного хрусталя...
Он самый прозрачный и самый холодный камень, какой ни на есть в мире. Древние народы думали, что хрусталь -- это окаменевший лед. Оттого в пещерах, где он находится, места эти самые погребками прозываются. Он чист, как совесть девичья, и есть символ верности. В одном таком погребе, сказывали, будто захоронение древнее нашли князя неизвестного нам народа и жены, должно быть, его. Так в склепе том не то что погребенные, а вся одежда и утварь в целости сохранились. У нее в косе заместо бус зубы зверей неведомых, а у него кольцо с изумрудом в костяной оправе. Видно, и тогда, в незапамятные времена, изумруды тут находили. Известно, что шлифовальщик из Венеции по имени Франциск Асцентин в 1600 году выгранил Борису Годунову для перстня большой десятикаратный изумруд, найденный на Урале каким-то иноком Мефодием. Известно также и то, что за оную работу Годунов вознаградил венецианца сотней червонцев и шубой собольей, о чем историк Карамзин, как мне сказывали, в записках своих подтверждает.
Читать дальше