Сергей Полозков - Приватизация по Чубайсу. Ваучерная афера. Расстрел парламента

То есть, по существу настоящей «свободы слова» не было и в помине. Тем, кто пытался, хотя бы как то возразить, сразу же затыкали рот и устраивали настоящую травлю, вспомним хотя бы историю с Ниной Андреевой, когда на публикацию ее статьи «Не могу поступиться принципами» в питерской газете дал разрешение Лигачев.

И, что греха таить, я по наивности вместе с «прогрессивной общественностью» очень переживал тогда, после этой публикации, что снова задули старые ветры, не понимая, что все цензурные ограничения того времени были направлены не против прорабов перестройки, а против тех, кто, сохраняя здоровый консерватизм, пытался предостеречь от опрометчивых шагов.

Кто знает, если бы была организована настоящая дискуссия по поводу дальнейшего развития страны, в которой с холодной головой были бы просчитаны все за и против по поводу путей перехода к рынку, может быть, и не было бы той катастрофы, которая обрушилась на страну в, как сейчас принято говорить, «лихие 90-е». Однако именно этого и не произошло, потому что высшее руководство страны взяло четкий курс на демонтаж всей советской системы.

Мне кажется, что главной движущей силой такого решения было интуитивное понимание управленческим классом того факта, что советская элита, по сравнению с высшими кругами западного общества, находилась в гораздо менее выгодном положении.

В материальном плане все тогдашние привилегии партноменклатуры, которыми мы возмущались, не шли ни в какое сравнение с тем, что имеет высший класс на Западе.

Советские руководители могли лишь мечтать о виллах, замках и крупных счетах в банках, о передаче по наследству многомиллионных состояний любимым отпрыскам и так далее. Что они тогда могли?

Только пристроить своих детей-балбесов куда-нибудь по «посольскому делу», да и то, по сложившимся суровым правилам их отпрыски должны были отдыхать не на пляжах Ниццы, Канарских островов или на Бали, а в унылых блоках спецсанаториев Крымского побережья. А ответственность? За практически «нищенское» по сравнению с западными коллегами существование директор крупного предприятия должен был отвечать и за план, и бороться с пьянством, и думать об улучшении жилищных условий работяг, и посылать людей в подшефный колхоз и прочая, прочая, прочая.

А первый секретарь горкома в придачу к плану, отвечал еще и за воспитание молодежи, снижение показателей преступности, рост благосостояния граждан и все это за блага в 2–3 раза выше, чем у рядового гражданина, а не в 20–30, как это принято в «свободных» странах. Вот это желание скинуть груз ответственности и оттянуться и привело в конечном итоге к катастрофе 90-х, так как лишь единицы из правящего номенклатурного класса не поддались соблазну…

Впрочем, в начале перестройки преобразования шли под достаточно невинным лозунгом: «больше социализма», причем хорошего. Логика была простая: до этого у нас был социализм ближе к казарменному типу, давайте теперь строить «социализм с человеческим лицом». Справедливо отмечалось, что повсюду наблюдается снижение фондоотдачи, которое, кстати, являлось всемирным процессом, и для его преодоления нужно ускорение научно-технического прогресса. И это было совершенно правильно.

Составлялись программы, проводились попытки подтянуть друг к другу науку и производство. Помню, как у нас в Горьком создавали филиал института машиностроения Академии наук, возникли идеи временных научных коллективов и т. д.

Но все это требовало и терпения, и времени, и сил. Ясно было, что изменение приоритетов в капитальных вложениях, усиление финансирования передовых технологий могло реально сказаться лишь через несколько лет. А всем хотелось быстрее и чтобы все делалось само собой, как там у них, при помощи «рыночных механизмов и демократии». Тогда и была затеяна политическая реформа. Мимоходом хочу заметить, что нечто подобное предлагается либеральной оппозицией и сейчас. В конце 80-х хотели перейти от однопартийной системы к многопартийной, сейчас хотят от президентской республики перейти к парламентской.

А суть все та же: вместо тяжелой реальной работы по вдумчивому и осторожному преобразованию общества, по существу, был выбран способ решения, который демонстрировали нам в известной басне Крылова «Квартет» осел, козел, мартышка и косолапый мишка, пересаживаясь от инструменту к инструменту. Ведь это гораздо легче, чем учиться игре на этих инструментах. И внешне смотрится гораздо эффектнее.