Пантелеймон Кулиш - Повесть о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце

Прошло уже полтора месяца со времени избрания царя, но Борис всё еще медлил полным царским венчанием. Он подтверждал на деле свою неохоту царствовать; трудился усердно над делами правления и, казалось, очень мало заботился, что власть его не освящена еще торжественным помазанием. По-видимому, его гораздо сильнее занимали слухи о приготовлениях крымского хана к набегу на Россию. Он с умыслом преувеличил важность полученных из пограничья донесений и заставил всех думать, что отечеству угрожает великая опасность. В памяти москвитян свежо еще было воспоминание о битве с татарами под самой столицею, в 1591 году. Вспомнили действия Бориса в то опасное время, боялись нового нашествия хана, и возложили теперь всю надежду на доказанную уже мудрость царя. Настроя таким образом умы, Борис предписал всем воеводам — выслать на берега Оки стрельцов, казаков, дворян, детей боярских и людей даточных с монастырских поместьев. «Пускай», говорил он, «воеводы не считаются старшинством рода и не спорят о местах. Всеобщее повиновение будет знаком единодушного желания видеть меня на престоле.» Трудно было боярам переломить родовую гордость и нести службу без мест; права местничества были для них так важны, что из-за них они осмеливались иногда не слушаться и самого Иоанна Грозного. Но на сей раз никто не дерзнул ослушаться первого повеления нового царя. Дворяне и боярские дети явились в войско со всеми слугами, годными к ратному делу, на лучших конях, в богатых доспехах. Все ополчение простиралось до полумиллиона воинов: сила, дотоле невиданная в государстве.

В те времена Россия была обитаема к югу только на 700 верст от Москвы, до Ливен. Более южные степные города: Курск, Оскол, Царев-город и другие были только укрепленные пограничные пункты посреди степей. Да и все прочие города за Окою назывались степными и только на некоторое расстояние были окружены обработанными землями [17] Маржерет, стр. 12: «Не взирая на плодородие сего края, жители осмеливаются возделывать землю только в окрестностях городов.» Борис писал из Серпухова к воеводам: «Я стою на берегу Оки и смотрю в степи.» Карамз. XI, 10. . В каждом из пограничных городов были свои воеводы и осадные головы, с отрядами боярских детей, городовых казаков и стрельцов. Сверх того, по всему пограничью устроены были в трудных для обхода местах рвы, засеки, забои [18] В степи на реках были удобные для переправы места, 6роды, или перелазы. Чтоб затруднить переправу неприятелям, на берегах реки, вдоль всего брода копали скрытные ямы, в них набивали острые колья, а самый брод закладывали под водою колодами, густо набитыми честиком. Это называлось закрепить брод. Беляев, О сторожевой и станичной службе , 50, и след. на реках и другие полевые укрепления, охраняемые стражею, для предупреждения внезапного вторжения неприятелей. В каждом сторожевом укреплении стояло несколько казаков, или севрюков (людей оседлых) под начальством заставного головы из боярских детей. Они назывались станичными и сторожевыми, в отличие от стрельцов и собственно городовых, или полковых казаков и севрюков, которые содержались только для защиты города и для отражения неприятелей на границах. Кроме сторож, укрепленных засеками, рвами, речными забоями и т. п., дня на четыре или на пять езды от городов, нередко и ближе, учреждены были подвижные притоны, каждый из нескольких станичных казаков. Казаки эти выбирали для своих наблюдений возвышенный кряж земли, или старинный курган, или дерево на открытом, усторожливом месте. Одна лошадь стояла всегда оседланная; сторожа попеременно взлезали на дерево и смотрели во все стороны. Едва вдали покажется пыль, сидящий на вершине дерева слезает вниз, вскакивает на лошадь и скачет к другому подобному притону, отстоящему обыкновенно на 8, на 10 и до 40 верст; завидя соседний пост, кричит издали и показывает рукою, с которой стороны виден неприятель. Тамошний сторож с вершины дерева издали замечает вестника и, лишь поймет из слов его, или знаков, откуда поднимается пыль, велит своему товарищу скакать далее. Так в несколько часов весть о набеге достигает ближнего города, а скоро и самой Москвы. Оставшиеся сторожа скрываются в траве и, когда орда проедет мимо, выходят на следы, угадывают приблизительно число неприятелей, по широте и глубине протоптанной ими тропы, скачут тайными путями и друг через друга доставляют весть главным сторожевым отрядам. Кроме этого быстрого маневра, станичные казаки, не ожидая, пока неприятель покажется в виду самой сторожи, рассылали от поры до поры вправо и влево верховых. Пробегая по известным степным путям, или сакмам, эти верховые встречались с рассыльными из соседнего пункта, менялись доездными памятями и возвращались назад. Таким образом степные дороги, по которым татаре хаживали в Русь [19] Маржерет пишет (стр. 57), что татаре вообще избирали пути известные и неохотно прокладывали новые по степной траве, из опасения утомить лошадей. , пересекались беспрерывными линиями разъездов. [20] Касательно подвижных степных сторож сделано при Иоанне IV, между прочим, следующее постановление: «А станов им не делати, а огни класти не в одном месте, коли каша сварити, и тогды в одном месте огня не класти дважды; а в коем месте хто полдневал, и в том месте не ночевати; а в лесах им не ставитца, а ставитца им в таких местах, где б было усторожливо.» Беляев, О стор. и ст. службе, 16.