Игорь Морозов - Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма

Пиноккио, который врет. Кадр из фильма С. Бэррона «Приключения Пиноккио» (1996).

Кукла Чаки. Кадр из фильма Дж. Лафиа «Детская игра-2» (1990).

Дэвид, герой фильма С. Спилберга «Искусственный интеллект» (2001), среди своих двойников.

Мандрагора. Кадр из фильма Г. Дель Торо «Лабиринт Фавна» (2006).

Пиноккио в амплуа куклы-убийцы. Кадр из фильма К. С. Тенни «Злой Пиноккио» (1996).

Термин «кукушка» употреблялся по отношению к играющей в хороводе девушке [Всеволодский-Гернгросс 1928, с. 133], что вызывает ассоциации с широко распространенным образом играющих и водящих хороводы во время весенних «розыгров» русалок [Зеленин 1995; Виноградова 2000, с. 54]. Кроме того, известны случаи наименования «русалкой» просватанной девушки [РТК 2001, с. 370, с. Ялтуново Шацкого р-на Рязанской обл.]. У поляков в окрестностях Кракова во время традиционного угощения участников свадебной процессии, возвращавшихся после венчания, в корчме мать невесты среди прочего подавала выпеченную из теста «кукушку», а во время последующего застолья исполнялась песня о кукушке, которая от лица невесты благодарила родственников за свадьбу [Kolberg 1963, t. 6, s. 44].

Версии обряда «похорон русалки» с изготовлением куклы, зафиксированные нами на окраине ареала бытования «похорон кукушки» (Трубчевский р-н Брянской обл.), свидетельствуют о преемственности этих форм. «Ну, сейчас же Троица у воскресенье, а тогда было эт Духа [=Духов день]. Ну, мы, сколько нас подруг, соберёмся это ужо у хате тама в нас. Да, и в каждый [дом]: и ко мне придуть разным, и в ее. Яичек насбираем усе вместе, сало, картошку. Усё, что надо, что у дворе есть. А назавтре ужо гулять. Эта вже вот всё варили: что ёсь у нас, и всё варили. И гуляли: пили, танцевали, пели… Вот. И „хоронили русалку“. Да. Как вот пели мы за столами, ну:

[После еды] нарежали, делали „русалку“. Сделають так с трапок [голову, лицо] да и всё. Ну, у кого дети маленькие, дак наденуть и рубашку дятёнкову, и платочек или шапочку. Да, и платок вешали, и рубашку на количек. Маленькую, лишь бы тока на ветке – заткнули на палочку, да и всё. Идём по вулице и тряпещим ею. И зарывали ее у зямлю. Да. И неделю ляжить у зямле. Угу. И „вянки завивали“: сайдёмся, пойдём у лясок, и просто закручивали [ветки на дереве] и перепутляли. Ну, на этот вот [Духов] день. Да. А после этой-то Троицы в другое воскресенье сымали эти „вянки“ да на ряку пускали: чей патонеть „вянок“, у тэй матка умреть. Да. Гадали, что чей „вянок“ патонеть, то й тогда радитель помреть… А потом как вянки этые идём брать, ее отрывали и до самой речки нясли ее и пускали с вянками…» [ЛА МИА, с. Ивановск Трубчевского р-на Брянской обл.].

В бытовавшем в Верхнем Поволжье весеннем обряде «похорон воробья» [Корепова 1985, с. 90, с. Шарапово Шатковского р-на Горьковской обл.] наряду с орнитоморфным персонажем («воробей», «кукушка», «соловей») могут фигурировать «кобылка», «русалка», «кострома», «строма», «бабушка Варвара» – см. илл. 89 и цв. вкл. 1 , «похороны Стромы» в д. Шутилово Нижегородской обл. [Шалагинов 2008]. По свидетельству К. Е. Кореповой, обряды «похорон воробья (кукушки, соловья)» были построены примерно по одной схеме: чучело из соломы или травы, навитых на вертикальную часть деревянного «креста», обматывали лопухами и украшали одним или несколькими венками. «Соловушку» или «воробья» водили по селу, держа за поперечную палку, вокруг них плясали, водили хороводы, разыгрывали шуточные «сражения»: «Парни пытались отнять „соловушку“, хлестали девушек крапивой, затем трепали чучело». Обойдя село (как правило, вечером, когда начинало смеркаться), несли чучело в рожь, где разрывали его на части с припевками: «Сохнет, вянет в полюшке / Травка без дождя» или «Соловушка, трепака! / Не полюбит ли кака?» Иногда чучело сбрасывали с моста в реку [Корепова 1982, с. 98, № 595, с. Новомихайловка Лукояновского р-на; с. 100, № 604, с. Мадаево Починковского р-на, № 605, с. Ризоватово Починковского р-на Горьковской обл.; Корепова 1977, с. 56, № 261, с. Новомихайловка Лукояновского р-на, № 262, д. Мадаево Починковского р-на Горьковской обл.]. При «похоронах соловушки» девушки могли петь старую обрядовую весеннюю песню, которая в большинстве позднейших записей упоминается как пасхальный (на Красную горку) или семицко-троицкий хоровод: «Проводили мы соловушку / Из ворот гулять на улицу» или «Провожали мы соловушку / Из новых ворот на улицу» [Корепова 1982, с. 98, № 595; с. 100, № 604; Корепова 1977, с. 56, № 262].