Игорь Морозов - Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма

Аналогичным образом изготавливалось молодежью чучело «мертвеца» на Филипповское заговенье в Шацком р-не Рязанской области [Морозов 1996б, с. 2–6]. Накануне этого дня перед началом посиделок девушки сооружали чучело «таракана». В большинстве случаев «таракана» изготавливали из соломы (реже – из тряпок или из «донця» прялки). Вместе с тем способы изготовления чучела несколько отличались. В одних случаях для этого использовали сноп. Реже использовались соломенные жгуты – «свясла». «Ну, вот сделають из соломы, из свяслов (вот сноп-ты мы вяжем свяслом), сделають крест. Эт не крест, а прямо как человек сделають; у нёго всё отдельно: руки отдельно, ноги отдельно и тут вот перешейка». Величиной «таракан» был около метра; голову ему также скручивали из «свяслов». «А потом покроють яго и вот ложуть на лавке. Убирать мы ёго не убирали – лежить он, соломой обвёрнутый весь. А сверху накроем – как закон!» [ЛА МИА, с. Федосово]. В других случаях соломой набивали одежду, как правило, мужскую: туго набивали соломой мужскую рубаху и штаны, пучок соломы, согнутый вдвое или скрученный в шар, изображавший голову, прикрывали полотенцем или белой «тряпочкой» (в 30–40-е годы – бумагой или газетой) и напяливали на него шапку. «Наряжали: прям такого вот мужика соломенного делали. И штаны наденуть, рубаху, шапку наденуть. Положуть яго на передню лавку – как упакойник. И вроде покричать по нём: помер!» [ЛА СИС, д. Цветки]. «Это заговення осеннее заговення. Вот на заговенню на эту „таракана хоронили“. Девки на сиделках нарежали. Соломы набьють там, мужика сделають там и чем-нибудь обвяжуть – всё это. С человека-такого большого делають! И кладуть на переднюю лавку. Накроють там чем. И плакали» [ЛА МИА, с. Федосово]. Обычай рисовать «таракану» лицо упоминается редко и, по-видимому, является поздним, утвердившимся уже в 40-е годы (покойник всегда слеп). Чаще всего так поступали на подростковых посиделках.

Мужское начало «таракана» подчеркивалось обращениями к нему: «дедушка», «братец». Скажем, в с. Федосово: «Эт осенью, осенью „хоронють таракана“. Вот на сиделках, бывало, девки собярутся, нарядють, соломой набьють чего-нибудь, рубаху какую-нибудь мужскую, и руки сделають, и ноги. И „дедушку“ сделають. Вот так-то „дедушку“ убяруть и положуть, и об нём кричать, приговаривають. Лицо тут затянуто, наверно, этим; белым полотенцем…» [ЛА МИА, с. Федосово].

В д. Михайловка «таракан» был величиной с младенца: «Вот, значит, собираются тама девки, сделають жгут из соломы – и вот и „таракан“. Ну и вот: „Пошли, – говорить, – ёго хоронить!“ Сейчас схоронють ёго в поле, закопали ёго в землю – и всё!..» [ЛА МИА, д. Михайловка].

В некоторых случаях «таракана» изготавливали из прялки: взяв донце, обматывали соломой и тряпкой его узкую часть, куда вставляется гребень, изображая тем самым голову. «Как у ней [т. е. прялки], куды гребень деётся – мордочка-то, её сюда [т. е. в передний угол] и клали. А хвост – так-то. Ну, так, как упокойника. Одну доньцу положуть вот сюда вот на лавку, и накроем утиркой тама. Подушечку паложим под няго, подушечку положим, а доньце на подушечку, сверьху» [ЛА СИС, д. Троицкое Шацкого р-на Рязанской обл.]. «Вечером под заговенье-то вот это „старика хоронили“. Доньце это нарядим как упокойника и вот и кричим. Нарижали и в брюки, и в рубашку, и в шапочку. Положуть вот так вот чё-нибудь, какую-нибудь махорку, тряпку сделаем – такая же сделаешь её платок иль там веник вот обвернёшь яго – вот тебе и лицо. И простыню покроешь – вот и покойник. Ну, она, доньца, долгая, большая – кладёшь на перёд [=под иконы] её. Как упокойника кладёшь в гроб, так и это. Вот и плачуть, носим яго, на кладбище понесём…» [ЛА МИА, с. Кулики].

«Оплакивание таракана» завершалось его «похоронами», обставленными с большей или меньшей степенью торжественности и приближенности к настоящей похоронной процессии. Наибольшим разнообразием отличались похороны чучела, которое девушки выносили из избы на руках, на полотенце или на доске. Причем более всего варьировалась заключительная церемония «похорон». В деревнях Федосовского и Райпольского с/с Шацкого р-на Рязанской обл. чучело обычно сжигали где-нибудь «на бугре», в поле, на пригорке возле кладбища или «окаль часовни», в лощине, нередко в самой деревне – на улице или «в праулке». В с. Федосово чучело могли топить «в пролуби», иногда его закапывали в землю (д. Михайловка) или в снег (д. Никита-Поляны). В тех местах, где «тараканом» чаще прикидывался кто-либо из участников посиделок, чучело могли также таскать по деревне, а затем растрепывать или выбрасывать. «Отнясуть яго подале куда да сожгуть там солому-ту ребятня»; «Когда на руках, когда на доске [несу т]. Донясу ть до коя-нибудь, бросять и всё. Из деревни куда-нибудь вынясуть»; «Мы солому-ту вытряхнём, бельё-то мы домой несём, подштанники, штаны-то… У нас там называлася „полянка“ какая-то. Мы выходим вот туда как на бугорок… Вот на этот бугорок мы всегда и ходили. И там жгли»; «Отнясуть на улицу, в снег закопають. Зарывали, ямочку копали, где снег-то: „Ой, милый дедушка, оставайся, живи тута, где покойно местечко…“ – всё, всё пересказывали…»; «Потом, значить, это кончается, нясуть яго и сжигають. За деревней, в поле… Раньше часовни были (а её тут уж в это время-то не стало), окаль часовни эт дело было»; «А потом идуть ёго [т. е. „чучело таракана“] куда-нибудь отнясуть в пролубь, в речку: завернём во что-нибудь и отнесём яго; вот у нас пролубь всягда вот на речки бываить и прям в речку, в воду яго бросим. А потом-то он разлагается и уплываеть…» [ЛА СИС, д. Богослов, д. Никита-Поляны; ЛА МИА, с. Федосово].