Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

Учительница

Где же все это? Почему вновь история народа подменяется историей государей и государства, и не важно, как это называется: «История СССР» или «История Отечества», а обыватель вершиной исторической мысли снова, как почти 200 лет назад, считает «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина? Потому что «ленинской гвардии» для «строительства нового общества» нужна была не автономная от государства нация, а управляемое население. Вместе с блестящей русской инженерией и агрономией была уничтожена в конце 20-х – начале 30-х гг. ХХ в. и блестящая русская статистика, вместе с кадрами краеведов было ликвидировано «буржуазное» краеведение (оно робко начало возрождаться только после войны, и то в форме пионерского движения «в помощь народному хозяйству», и по сеи поры влачит жалкое существование), закрыты и истреблены вместе с фондами и сотрудниками десятки музеев, а оставшиеся превращены в органы Агитпропа, уничтожены были целые исторические школы, как школа И. М. Гревса или школа С. Ф. Платонова. С корнем, вместе с людьми, разрушены были традиции, на место которых идеологические чиновники требовали создать и внедрить к такой-то или этакой-то годовщине «Великого Октября» новый фольклор, новые обряды, новые традиции, социалистические по содержанию. Так чего же ты хочешь, читатель, вопия о повальном пьянстве и бездуховности? Поблагодари крутолобого мыслителя, покоящегося в Мавзолее на Красной площади, и его сподвижников.

Но вернемся в то прошлое, в котором еще существовали настоящая Россия и настоящая, не «советская», интеллигенция.

Кризис деревни, духовный кризис крестьянства к концу XIX в., порожденный застоем николаевской эпохи и Великими реформами 60 – 70-х гг., заставили интеллигенцию обратить сугубое внимание на русскую национальную идею; недаром в конце XIX, а паче того в ХХ в. столько историков, социологов, психологов и философов обратились к теме русского национального характера (например, Н. О. Лосский, Ф. Степун, Г. П. Федоров).

Осенью 1900 г. возник кружок, куда вошли потомок украинского летописца, военный инженер-фортификатор В. Л. Величко, правнук декабриста князь М. В. Волконский и сын профессора-народника, автора знаменитых «Писем из деревни», Н. А. Энгельгардт («Колька» из писем). В январе 1901 г. они утвердили устав Русского собрания, задачами которого были «изучение явлений русской и славянской народной жизни в ее настоящем и прошлом; разработка вопросов словесности, художества, народоведения и народного хозяйства… охранение чистоты и правильности русской речи» (170; 33). Но главным в его деятельности было возрождение национальной идеи. Интеллигентских кружков типа Русского собрания, стремившихся к возрождению чувства народности, было немало. Но лишь Русское собрание стало зачатком черносотенного движения.

Черносотенство в том виде, какой оно позднее приобрело и каким видят его наши современники, – отвратительно, ибо оно ставило задачей возвышение русского народа за счет подавления других народов, а не рядом с ними. И напрасно черносотенцы считали (и считают) в ряду своих предтеч К. С. Аксакова, который некогда писал: «Да, нужно признать всякую народность, из совокупности их слагается общечеловеческий хор. Народ, теряющий свою народность, умолкает и исчезает из этого хора. Поэтому нет ничего грустнее видеть, когда падает и никнет народность под гнетом тяжелых обстоятельств, под давлением другого народа. Но в то же время жалкое и странное зрелище, если люди сами не знают или не хотят знать своей народности, заменяя ее подражанием народностям чужим, в которых мечтается им только общечеловеческое значение… Нет, пусть свободно и ярко цветут все народности в человеческом мире; только они дают действительность и энергию общему труду народов. Да здравствует каждая народность!» (3; 26).

Весной 1905 г. под влиянием событий начинавшейся революции в России возникли новые, более радикальные организации – Союз русских людей, фактически возглавленный графами Павлом и Петром Шереметевыми, и Русская монархическая партия, в руководство которой вошли князь Д. Н. Долгоруков, граф Н. Ф. Гейден и барон Г. Г. Розен. Разумеется, погромщиками они не были. Но, как ко многим политическим движениям с простой и доступной неразвитому уму программой, к ним примкнуло множество людей совершенно другого толка, живших простой биологической жизнью, не способных мыслить, выстраивая длинную цепочку фактов со сложными взаимосвязями, а лишь подчинявшихся простейшим рассуждениям типа «Если А, то Б», «если при…, то вследствие…». Так интеллигентское движение стало отправной точкой для движения антиинтеллигентского, в котором толпы пьяных рабочих, ремесленников, лавочников и босяков избивали и убивали людей интеллигентных. Именно из этой среды и из неинтеллигентной «образованщины» стали черпать кадры такие, уже совсем погромные организации, как Общество хоругвеносцев, возглавленное отставным генералом Е. В. Богдановичем, старостой Исаакиевского собора (что такое типичный русский генерал – хорошо известно), и Союз русского народа под руководством врача А. И. Дубровина и помещика-земца, а затем чиновника МВД В. М. Пуришкевича. Вообще же региональные черносотенные организации исчислялись едва ли не десятками, но роль их была незначительна. Еще Союз русских людей пытался создать для борьбы со смутой приходские дружины порядка. Однако только хоругвеносцы и Союз русского народа преуспели в организации боевых дружин с боевиками из городской черни (крестьянство в этом практически не участвовало). Большинство руководителей черносотенных союзов принадлежало к интеллигенции, но сами организации оказались другими, и иначе быть не могло.