Юрий Емельянов - Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха

Но из этого рассуждения не следовало, что Розенберг видел в восточной философии и религии нечто подходящее для Германии и Запада. Он спешил предупредить: «Нет ничего более неправильного, чем превозносить мудрость Востока, как соответствующую или превосходящую нас, что любят делать уставшие или потерявшие внутренний мир европейцы». Противопоставляя философию Лао Цзы германской философии, Розенберг писал: «Покой Гёте – это не покой Лао Цзы». Он ставил вопрос: «Не означает ли кажущийся красивым великий покой китайца внутреннюю невозмутимость души, оборотную сторону малоактивной внутренней жизни?» Осуждал он и индийскую философию. Он бил тревогу по поводу интереса на Западе к культуре Востока: «Мы должны быть защищены от людей, которые приходят сегодня и начинают высмеивать сущность великих Западной Европы, указывая на Индию и Китай как на величайшее, на которое мы, заблудшие европейцы, должны ориентироваться… Как бы льстиво не проникали в нас звуки, если мы на длительное время дадим им место, в духовном плане мы пропадем».

Отвергал Розенберг и культурное наследие России, с которым он был достаточно неплохо знаком с детства. В Мюнхене 20-х гг. знакомство Розенберга с русской культурой пригодилось ему лишь для того, чтобы привести свидетельства о «больной, сломленной русской душе». Инсаров был нужен Розенбергу, чтобы «доказать», что Тургенев не нашел в России русского героя. Он выхватил из романов Достоевского фразу о том, что «в России нет ни одного человека, который бы не лгал». Удивительным образом, что даже в своих атаках на Россию Розенберг называл «прекраснейшими» образы князя Мышкин и отца Зосимы. И все же он упоминал их лишь для утверждения о том, что христианские добродетели завели Россию в тупик. Он сослался на Чаадаева, писавшего о том, что «Россия не относится ни к Западу, ни к Востоку, что она не имеет твердых органичных традиций». Вслед за Чаадаевым он повторял, что «русский, единственный в мире, кто не внес ни одной идеи в множество человеческих идей и все, что он получил от прогресса, было им искажено».

Русскую историю России Розенберг излагал так, чтобы показать ущербность русского начала и созидательную роль нордического влияния. Повторяя азы «норманнской теории», Розенберг писал: «Однажды Россию основали викинги и придали жизни государственные формы, позволяющие развиваться культуре». Затем Розенберг постарался всемерно преувеличить вклад прибалтийских, остзейских немцев, то есть его соплеменников в развитии России. Он писал: «Роль вымирающей крови викингов взяли на себя немецкие ганзейские города, западные выходцы в России; начиная с Петра Великого, немецкие балтийцы, к началу XX века также сильно германизированные балтийские народы».

Розенберг утверждал, что этим «благотворным» влияниям «высшей» нордической расы противостояла деятельность «низменных» рас. Он писал: «Под несущим цивилизацию верхним слоем в России постоянно дремало стремление к безграничному расширению, неугомонная воля к уничтожению всех форм жизни, которые воспринимались как преграды. Смешанная с монгольской кровь вскипала при всех потрясениях русской жизни, даже будучи сильно разбавленной, и увлекала людей на поступки, которые постоянно повторяются в русской жизни и в русской литературе (от Чаадаева до Достоевского и Горького), являются признаками того, что враждебные потоки крови сражаются между собой и что эта борьба закончится не раньше, чем сила одной крови победит другую. Большевизм означает возмущение потомков монголов против нордической культуры, является стремлением к степи, является ненавистью кочевников против корней личности, означает попытку вообще отбросить Европу».

Чтобы охарактеризовать русский народ, Розенберг привел длинную цитату из Виктора фон Хена, посетившего Россию в XIX веке: «Они не молодой народ, а старый – как китайцы. Все их ошибки – это не юношеские недоработки, а вытекает из астенического истощения. Они очень стары, древни, консервативно сохранили все самое старое и не отказываются от него. По их языку, их суеверию, их праву наследования и т. д. можно изучать самые древние времена. Они бессовестны, бесчестны, подлы, легкомысленны, непоследовательны, не имеют чувства самостоятельности, но только в навязанных формах культуры, которые требуют развитой, самостоятельной субъективности; но неизменно нравственны, тверды, надежны, когда речь идет об их собственном древнеазиатском примитивном образе жизни. Они постоянный народ. Такой народ, по глубокому наблюдению Гёте, владеет техникой религии. И в древнерусских отраслях техники они действуют солидно во всем, где не требуется крепкой, основанной на самой себе индивидуальности, а требуется совместное производство, согласно унаследованным и предписанным каждому правилам: тогда они работают как бобры, муравьи, пчелы. Вся европейская промышленность в России до смешного убога: всё рассчитано только напоказ, на один момент, непрочно, приукрашено, все по новейшим высочайшим образцам на детский манер и в высшей степени несовершенно, грубо, с безвкусным подражанием». Люди-бобры, люди-пчелы, люди-муравьи, застывшие в своем эволюционном развитии и способные лишь неумело подражать настоящим людям, – вот таким представлялся Розенбергу русский народ.