Джон Грин: Британия. Краткая история английского народа. Том 1.

У англов, как и у всех других народов, правосудие развилось из личных действий каждого члена племени. Было время, когда каждый «свободный человек» являлся и единоличным мстителем, но даже в самых древних формах английского общества это право самозащиты изменялось под влиянием все более развивавшегося понятия общественного правосудия. «Цена крови», или денежное вознаграждение за личную обиду, — первая попытка племени урегулировать личную месть. При этой системе жизнь и каждая часть тела свободного человека были оценены. «Око за око» или соответствующее справедливое вознаграждение — так гласил грубый кодекс обычного права. Дальнейший шаг в том же направлении мы усматриваем и в другом очень древнем обычае. Цену жизни или члена тела уплачивали не преступник пострадавшему, а семейство или дом преступника — семейству или дому пострадавшего. Таким образом, закон и порядок основывались здесь на понятии о родстве по крови всех семейств племени; установился взгляд, согласно которому совершенное преступление было совершено всеми родственными преступнику по крови людьми против всех родственников пострадавшего, и из этого-то взгляда и развились первые формы английской юстиции. Каждый из родственников был как бы опекуном над другим родственником, обязан был защищать его от обид, препятствовать ему самому совершать преступления, отвечать и платить за него, если преступление было совершено. Этот принцип признавался настолько, что если кого-нибудь обвиняли в совершении преступления даже перед целым племенем, то единственными его судьями оставались все-таки его родичи, ибо обвинительный или оправдательный приговоры выносились лишь после их торжественной клятвы в подтверждение его вины или невиновности.

Родственные связи придали форму не только английскому суду, но также и всей военной и социальной организации древнеанглийского общества. Родичи дрались на поле сражения рядом, и чувства чести и дисциплины, связывавшие все войско в одно целое, исходили из чувства долга каждого члена небольшой группы воинов по отношению к их семьям. Как они бились бок о бок на войне, так они и жили бок о бок в мирное время. Гарлинг жил рядом с Гарлингом, Биллинг — рядом с Биллингом, и каждое селение (wick), город (tan, town), жилище (ham, home) или усадьба (stead) назывались по именам живших в них родственников. Таким образом, «ham» Биллингов назывался Биллингамом, а «tan» (или «town») Гарлингов — Гарлингтоном. В таких поселениях узы крови преобразовывались в более широкие поземельные связи. У германской расы с очень давнего времени гражданское полноправие, по видимому, соединялось с владением землей. Свободным человеком был, собственно говоря, только свободный владелец — фригольдер, и полноправие такого фригольдера в общине, к которой он принадлежал, было нераздельно с его владением землей в общине. Безземельный человек фактически переставал быть свободным, хотя и не становился рабом.

В самые ранние исторические периоды мы видим германскую расу как расу земледельцев и землевладельцев. Тацит, первый римлянин, познакомившийся с теми, кому суждено было завоевать Рим, описывал их как людей, пасших стада скота в лесных долинах вокруг деревень и обрабатывавших поля. Главными чертами, поразившими Тацита и резко отличавшими германцев от цивилизованного мира, к которому принадлежал автор описания, были их ненависть к городам и ревнивая любовь к независимости. «Они живут каждый сам по себе, — говорил писатель, — в лесах, долинах или возле свежих источников, избираемых каждым по своему усмотрению». И, как каждый обитатель селения ревниво оберегал свою независимость от односельчан, так и каждое селение сохраняло самостоятельность по отношению к другим селениям. Каждая маленькая земледельческая община имела собственную границу — «марку» (mark) — в виде леса, пустоши или болота, которой отделялась от другой общины.

Землей, составлявшей такие границы, никто из членов общины не имел права пользоваться с личными целями, но она иногда служила местом казни преступников и потому считалась особым обиталищем злых духов и душ умерших, бродивших там в виде блуждающих огоньков (will-o’-the wisp). Если чужестранец проходил через такой лес или такую пустошь, то обычай требовал, чтобы он трубил в трубу, иначе он считался врагом и всякий имел законное право его убить. Город как поселение тогда назывался от слова «tun», был окружен прочным валом и рвом, служившими готовой крепостью во время войны с внешним врагом; во время же внутренних усобиц между деревнями или усадьбами эти же укрепления играли роль траншей.