Андрей Савельев - Настоящая Спарта. Без домыслов и наветов

Историки, легко зафиксировавшие эту перемену, контрастно разделившую раннюю и классическую Спарту, указывают лишь на одну причину перемен – на войны с Мессенией, которые считаются однозначно захватническими, хотя во множестве эпизодов можно проследить, что амбиции мессенцев были ничуть не слабее амбиций спартанцев.

Мессения – стана, во многом сходная с Лаконией. Те же горы, обрамляющие плодородную долину, тот же выход к морю. Ландшафт диктовал ту же социальную организацию, что и в Лаконии. Что же различало две страны настолько, чтобы превратить их в непримиримых антагонистов?

Можно предположить несколько причин противостояния – случайных и закономерных. Случайность в том, что из двух стран первенствовать, играть роль столицы могла лишь одна. Спарта оказалась несколько ближе к остальному эллинскому миру. Закономерное возвышение Спарты связано, как мы предположили, с сокровищами Трои. Полтора-два столетия эти сокровища обеспечивали Спарте роль центра Эллады. Но как только Спарта оказалась по соседству с зоной военных действий, богатства и богатеи перекочевали в другие города. Оставшимся в Спарте «капиталом» была племенная гордость и сложившаяся иерархия – социальный порядок, в котором аристократией являлся целый народ – спартиаты. «Бегство капиталов» требовало обеспечения социального порядка новыми источниками доходов.

Соседняя Мессения оказалась богатой провинцией, благоденствующей в тени своего могущественного соседа. Населена Мессения была одним из дорийских племен, доминирующих над остальными жителями страны точно так же, как спартиаты доминировали в Лаконии. Но периферийное положение не приносило мессенским дорийцам никакой славы, а переход от кочевого скотоводства к земледелию не был подкреплен смягчающими этот период условиями, которые имелись в Спарте. К тому же Мессения, по всей вероятности, приняла ахейскую знать, бежавшую из Лаконии. Именно поэтому Мессения не имела целостного управления, будучи разделенной на отдельные общины.

Население Мессении росло численно, а ахейская знать мечтала о реванше. Рано или поздно, ее племенные вожди должны были соблазниться сокровищами Спарты. Признание соседей врагами вполне соответствовало векам разделенного существования – две страны существенно разошлись по культуре и образу жизни.

Этнический кризис Спарты, сменивший ее облик, был наверняка связан с разложением элиты – большая ее часть почувствовала себя «гражданами мира» и легко сменила отечество, бежав в Афины. Другая часть, восстановила древние обычаи, произведя реформы, в дальнейшем приписанные великому реформатору Ликургу. Это спасло Спарту от покорения соседями и позволило образовать новый государственный порядок и новые источники доходов.

Не Спарта была источником войны, а война сформировала Спарту в том классическом облике, который мы знаем. В условиях опасности был создан совершенный государственный и военный механизм, успешно работавший еще три века. Источник опасности – Мессения – стал источником ресурсов, необходимых для поддержания этого механизма. Завоевание Мессении дало Спарте то, что теперь мы назвали бы «ресурсной базой». Дорийские греки в Мессении превратились в илотов и периеков, позволив аристократии Спарты укрепиться и создать более мощную армию.

Душещипательный рассказ о беззащитной и мирной Мессении противоречит фактам истории. Жестокость мессенцев по отношению к спартанцам была не меньшей, чем спартанцев в отношении мессенцев. Но жестокость приписывалась историками именно спартанцам – в порядке распределения ролей в сюжете, который должен быть подверстан под культурный стереотип современного европейского исследователя. Очевидно, из страха перед победоносной Спартой подобное распределение ролей имело место и в антиспартанской агитации Афин. Конкурирующие со Спартой Афины создавали свой политический миф, попрекая спартанцев тем, что видели у себя под носом, но не желали признавать как факт жизни собственного отечества – не меньшую жестокость своих собственных войн.

История Мессенских войн, излагаемая историками вслед за Павсанием, откровенно необъективна и представляет спартанцев сущими извергами. При этом описанные Павсанием события отделены от него шестью веками. Даже основной источник, которым пользовался Павсаний, – сочинения Мирона Приенского – вызывали у него самого большие сомнения в их правдивости и были откровенно антиспартанскими.