Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

Дмитрий Поликарпов, который год назад вместе с Сурковым предпринимал попытки запретить издание романа в Италии, побуждал своих товарищей перейти в наступление и выступить против кандидатуры Пастернака. Поликарпов предлагал, чтобы «Правда», «Известия» и «Литературная газета» немедленно напечатали статьи о творчестве Шолохова и его общественной деятельности (Шолохова избрали в состав Верховного Совета СССР). Отдел культуры рекомендовал напомнить, что Шолохов, за многие годы не написавший ничего примечательного, в то время завершил второй том «Поднятой целины». Первый том вышел в 1932 году. Кроме того, ЦК поручал посольству в Швеции дать понять шведской общественности, что выдвижение Пастернака на Нобелевскую премию «было бы воспринято как недоброжелательный акт». Через несколько дней писатель и бывший военный корреспондент Борис Полевой предупредил ЦК, что на Западе могут попытаться создать «новую антисоветскую сенсацию», поводом к которой будут разговоры об отсутствии в СССР свободы творчества, о «зажиме некоторых писателей из политических соображений». Полевой признавал литературный дар Пастернака, но считал его врагом советской литературы. Полевой говорил о Пастернаке: «…обладатель огромного таланта [557] Werth, Russia under Khrushchev, 237. , но не наш».

Шведской академии уже доводилось испытывать на себе давление Советского Союза и противостоять ему. В 1955 году шведский государственный деятель, поэт и эссеист, член Шведской академии Даг Хаммаршёльд писал коллеге: «Я буду голосовать против Шолохова [558] Espmark, The Nobel Prize in Literature, 106–107. , и мое убеждение основано не только на художественных достоинствах и не только как механический ответ на попытки давить на нас, но также на том основании, что премия советскому писателю сегодня, неизбежно отягощенная политическими мотивами, на которые будут ссылаться, для меня почти неприемлемая идея».

Стремление продвинуть кандидатуру Шолохова снова окончилось неудачей. В окончательный список вошли три кандидата [559] Pasternak file, Archive of the Swedish Academy. : Пастернак, Альберто Моравиа и Карен Бликсен (псевдоним Исак Динесен), датская писательница, автор романа «Из Африки» (1937).

В середине сентября Екатерина Фурцева запрашивала, что делать в том случае, если победит Пастернак. Интересно, что Сурков и Полевой считали: «Доктора Живаго» следует быстро издать небольшим тиражом в 5 или 10 тысяч экземпляров; их не следовало пускать в свободную продажу, но распространять среди избранных. По их мнению, такой шаг «не позволит буржуазным средствам массовой информации [560] Записка отдела культуры ЦК КПСС от 10 октября 1958, см.: Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 139. устроить скандал».

Предложение было отклонено; заведующий отделом культуры ЦК Поликарпов считал, что западная пресса устроит скандал независимо от того, издадут книгу или нет. Более того, он боялся, что, если роман выпустят в Советском Союзе, вскоре «Доктор Живаго» почти наверняка выйдет и в других странах восточного блока, где он также был запрещен.

Вместо этого Поликарпов и другие члены ЦК сформулировали ряд мер, которые следует принять, если Шведская академия совершит «недружественный акт» и присудит премию Пастернаку. Предложения поддержал секретарь ЦК и главный идеолог партии М. А. Суслов, которого называли кремлевским «серым кардиналом».

По сути, был дан сигнал к шельмованию писателя. ЦК рекомендовал опубликовать в «Литературной газете» письмо редколлегии «Нового мира» 1956 года с отказом печатать роман. Кроме того, решили подготовить и опубликовать в «Правде» фельетон, где давалась бы «резкая оценка» роману и «раскрывался смысл враждебной кампании, которую ведет буржуазная печать в связи с присуждением Пастернаку Нобелевской премии». Виднейшие советские писатели должны были публично оценить присуждение премии Пастернаку как стремление разжечь холодную войну. Наконец, Пастернаку предлагали «посоветовать» отказаться от премии «и выступить с соответствующим заявлением в печати».

Летом по поручению Шведской академии к Пастернаку в Переделкино приехал шведский критик Эрик Местертон. Они говорили о возможном присуждении Пастернаку Нобелевской премии и о том, чем это грозит писателю. Кроме того, Местертон встретился с Сурковым; вернувшись в Швецию, он сказал Эстерлингу, что премию нужно дать Пастернаку [561] Блох. Советский Союз в интерьере Нобелевских премий, 406–407. , несмотря на политические осложнения для автора в Москве. Пастернак ошибочно полагал [562] Борис Пастернак. Письмо Элен Пелтье 30 июля 1958 // Boris Pasternak, Lettres a mes amies francaises (1956–1960), 111. , что Шведская академия не сделает его лауреатом премии без согласия советских властей, — на что, как он считал, они никогда не пойдут. Он продолжал встречаться с другими гостями из Швеции и говорил им, что «он не испытывает сомнений [563] De Mallac, Boris Pasternak, 225. относительно получения премии». Пастернак продолжал подчеркивать вечные ценности в своем творчестве и свою отстраненность от полемики холодной войны. «В нашу эпоху мировых войн [564] Nils Ake Nilsson, «Pasternak: We Are the Guests of Existence», The Reporter, 27 ноября 1958. , в наш атомный век… мы поняли, что мы гости на этой земле, путешественники между двумя станциями, — говорил он Нильсу Оке Нильссону, шведскому слависту, близкому к академическим кругам. — Мы должны открыть блаженство внутри нас. За время нашей короткой жизни мы должны найти просветление, связь с жизнью, которая… столь кратка. Иначе мы не можем жить!»