Платон Васенко - Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича

Но главную заботу, беспокойство и огорчение молодому государю причиняли «атаманы и казаки». Не говоря уже о воровских шайках Заруцкого и иных подобных вождей, и те казаки, которые считались верными государству «служилыми людьми», доставляли много хлопот высшему правительству. Сначала они докучали ему своими беспрестанными челобитьями о жалованье и корме. И правительство старалось всемерно удовлетворить ходатайства «атаманов и казаков» 361. Но последние привыкли к безначалию и своеволию во время Смуты и «разрухи». Они не удовольствовались «жалованьем и кормом», а принялись за воровство и грабежи под самой Москвой. Это опечалило и возмутило царя и его мать, великую старицу инокиню Марфу. Великим послам пришлось во время пребывания царя в Троице-Сергиевом монастыре выслушать гневные речи своего государя и передать их Земскому собору.

Двадцать шестого апреля Михаил Федорович и мать его, «государыня великая старица инока Марфа Ивановна, призвали» к себе митрополита Казанского Ефрема, присоединившегося в то время к царскому «походу» 362, и все великое посольство и «на соборе говорили с великим гневом и со слезами, жалеючи о православных крестьянах, что грабежи и убивства на Москве, и по городам, и по дорогам встали воры великие, и православным крестьянам, своей единокровной братье, чинят нестерпимые смертные муки и убивства, и кровь крестьянскую льют безпрестани». Государь напомнил земским людям, что он согласился принять народное избрание под условием, что все люди Московского государства будут ему «служить и прямить», и «другу друга любить, и крови крестьянские межусобные не вчинать, а быти всем в любви и в соединении». Между тем «на Москве и по городам и по дорогам грабежи и убивства… православных крестьян бьют и грабют, позабыв свое вольное крестное целованье, и дороги все затворили гонцом к Москве из городов, и с Москвы в городы никого служивых и торговых людей с товары и ни с какими запасы не пропустят». Поэтому молодой царь «к Москве на свой царский престол, от живоначальные Троицы из Сергиева монастыря идти не хочет, толко всего Московского государства всех чинов люди в соединенье не придут, и кровь крестьянская литися не перестанет». От всех неурядиц, грабежей и насилий по дорогам государь и его мать «учинилися в великом сумненьи» и бросили в лицо посольства горький упрек: «Вы де нам били челом и говорили, что Московскаго государства люди все пришли в чювство, и от воровства отстали, и вы де нам били челом и говорили ложно… что всякие люди перестали от всякаго дурна» 363.

Земские послы, «слыша такия слова от государя и опалу, стали в великой скорби» и отправили к Земскому собору отписку, в которой советовали принять самые строгие меры против «воровства»: грабежей и убийств и прислать к царю грамоту с просьбой ускорить приезд «на свой царский престол» в Москву. «А мы господа, – писали Федорит и Шереметев от лица всего посольства, – государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии и матери его, государыне великой старице иноке Марфе Ивановне бьем челом безпрестани, чтоб государь милость показал, шел на свой царский престол к Москве». Эту отписку ввиду ее важности повезли в Москву Чудовский и Новоспасский архимандриты, стольник Иван Петрович Шереметев и многие другие члены великого посольства «из всех чинов всяких людей» 364.

Отправка этой депутации от посольства состоялась двадцать восьмого апреля, а на другой день Земскому собору была послана и царская грамота. В ней государь писал: «При своем государстве слышим на Москве и под Москвою по дорогам воровство, грабежи и убивства великие не престанут, и за чем к Москве никто из городов ни с чем не едут, и о том мать наша, великая старица инока Марфа Ивановна, и мы конечно и вседушно скорбим, и за тем к Москве итти не хотим». Такие речи, по собственным словам царя, он говорил великому посольству, и только просьбы последнего несколько смягчили разгневанного и опечаленного государя. Он указывал Земскому собору на необходимость принятия строгих мер против воровства и на то, чтобы «ни кому бы за тех воров не стоять» 365.

Гнев государя возымел важные последствия, так как были наконец приняты действительные меры против «воровства». Земский собор очень встревожился, получив вести о неудовольствии и «великом сумненьи» государя и его матери, и стал действовать решительно. Он выслал несколько «посылок» из Москвы с целью поимки «воров», расписал в столице «объезжих голов» и велел «заказ крепкий учинить», чтобы «на Москве… во всех слободах и в казачьих таборах. однолично воровства и корчем не было нигде». «Атаманы и казаки», оставшиеся верными правительству, «меж себя ныне, для большаго укрепления велели дву атаманом у одного атамана через день, его станицы казаков смотреть и котораго вора сыщут, никак его не потаять» 366.