Array Илиодор - Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)

Григорий, наконец, заговорил; тыкая, в свою очередь, в Митю пальцем, он дрожащим голосом произнес: «Нет, ты – безбожник! Ты безбожник!»

Не знаю, до каких бы пор «старцы» препирались между собою и обдавали друг друга слюною, если бы не вмешался в распрю противников Гермоген. Он надел епитрахиль, взял в руку крест и сказал:

– Григорий, пойди сюда!

Григорий приблизился к столу, трясясь всем телом, бледный, согнувшийся, испуганный…

– Ну, отец Илиодор, начинайте! – скомандовал Гермоген.

Мысли в голове моей лезли друг на друга, как бы играя в чехарду; сердце учащенно билось; волнение охватывало все мое тело.

Я начал: «Брат Григорий! Ты целый год насиловал меня своею дружбою; зная хорошо, что для меня Царицын – жизнь моя, ты страхом и угрозами держал меня около себя. Теперь пробил роковой час развязаться мне с тобою, чтобы не грязниться дружбою с тобою. Чувствую, что плохо мне будет, но не хуже, чем возиться с тобою. Все нутро мое против твоей пакостной деятельности. Ты всегда обманывал, обманывал меня, скрывая свои дьявольские «подвиги». Ты ввел меня в величайший грех: я пред многими тысячами народа православного, призывая в свидетели Праведного Бога, лгал, называя тебя праведником, бесстрастным, ибо верил тебе… Я ставил тебя пред святыми иконами, спрашивал тебя: «Правду ли пишут про тебя?» – А ты только угрожал мне за те сомнения, которые появлялись в душе моей относительно твоей личности. Праздничные дни твои окончились. Сегодня я, собравшись с духом, – ибо сознаю, что нелегко с тобою бороться, – вот при этих свидетелях выступаю уже не другом твоим, а беспощадным обвинителем, прокурором. Я начну перечислять твои подвиги. Первый…»

Дальше я рассказывал про «подвиги» старца.

Гермоген и все свидетели близко подступили к «блаженному».

«Старец» стоял за круглым столом, согнув ноги в коленках. Стоял бледный, дрожащий, растерянный.

Кусая ногти пальцев то на одной руке, то на другой, он бездумно вращал своими неприятными серыми глазами, вскидывая их то на одного, то на другого свидетеля, как бы ища себе среди них поддержки и защиты от тех сокрушительных ударов, которые сыпались на него от моей речи.

Не встречался взглядами «старец» только с Гермогеном и Митей.

Последними словами моей речи были: «Григорий! Я тебя защищал, я тебя погублю, а с тобою и всех, которые с тобою!»

Когда я окончил говорить, дотоле спокойно стоявший Гермоген, в епитрахили и с крестом в руках, закричал на Григория:

– Говори, бесов сын, сейчас, при свидетелях, правду ли про тебя говорил отец Илиодор?

«Старец» открыл рот, показал зубы, зашевелил губами, сел на диван, потом моментально встал, опять сел и опять встал и, наконец, проговорил замогильным голосом со спазмами в горле: «Правда, правда, все правда!»

Гермоген продолжал: «Какою же ты силою делаешь это?»

– Силою Божиею! – уже более решительно отвечал «старец».

– О окаянный! Зачем ты мучил так бедную невинную девушку – монахиню Ксению?

– Снимал «страсти»!

Тут все свидетели тихо засмеялись, а Гермоген, схватив «старца» кистью левой руки за череп, правою начал бить его крестом по голове и страшным голосом, прямо-таки потрясающим, начал кричать: «Дьявол! Именем Божьим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу. Запрещаю тебе входить в царский дом, иметь дело с царицей. Разбойник – ты! Как мать в колыбели вынашивает своего ребенка, так и Святая Церковь своими молитвами, благословениями, подвигами вынянчила великую святыню народную – самодержавие царей. А теперь ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды – носителей самодержавной власти. Доколе же ты, окаянный, будешь это делать? А? Говори! Побойся Бога, побойся этого животворящаго креста!..»

Григорий молчал. Лоб его был неприятно багровый, как у мертвеца. Глазами, налитыми кровью, он страшно и дико высматривал из-под кисти большой Гермогеновской руки, видимо, он хотел высвободиться от Гермогена, но не мог этого сделать, потому что от волнения слабо держался на ногах. Гермоген схватил правой рукою за плечо «старца» и прямо-таки потащил его в храм с криком: «Пойдем-ка, пойдем-ка в храм; там пред святыми мощами дашь заклятие не ходить туда, куда не следует…»

Григорий, как пойманный на месте преступления вор, шел за Гермогеном, спотыкаясь, и по-прежнему дикими, блуждающими глазами озираясь по сторонам.

Пришли в храм. Остановились пред иконою с мощами. Из свидетелей подошел к иконе только один Родионов, а остальные, пораженные странным зрелищем, остановились в дверях храма и с испуганным видом дожидались, что будет дальше. Даже храбрый Митя не вошел в храм, а, стоя впереди свидетелей около дверей, притоптывал хромою ногою и отчаянно жестикулировал здоровою рукою…