Array Илиодор - Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)

Антонию, епископу Волынскому: «Благослови, владыко миленький, не обижайтесь. Я вам зла не принесу, а ежели ваших очах я пал, то молитесь. Вы наши пасемы, и пасите назиданьями и молитесь о грешном Григории; а евреи пусть ругают. Писал Григорий непотребный».

Антонию, митрополиту Петербургскому: «Благослови, миленький владыко, и прости меня! Желаю вас видеть и охотно принять назиданье из уст ваших, потому много сплетней. Но виноват, дал повод, но не сектант, а сын Православной Церкви. Все зависит от того, что бываю там у них, Высоких, – вот мое страданье. Отругивать газету не могу».

Премьер-министру Столыпину: «Добрый Господин! Пожалуйста, скажи мне и спроси у Императорских великих нашей Земли: какое я сделал зло, и они свидетели всему: ведь у их ум боле, чем у кого, и примут кого хотят, или спросят кухарку. Я думаю просто: они хотят и видят. Лучше подумать: ведь дух дышит, где хочет, не оскорбятся на то, что Бог находится, где ему хочется».

Стреляя письмами во все стороны, «старец» действовал при дворе против Феофана… Скоро он сделал Феофану «капут».

Епископ был выгнан из покоев императрицы, лишен высокого положения царского духовника.

Потом его выдворили и из Петербурга…

В начале декабря 1911 года я поехал из Царицына в Петербург купить типографию и исхлопотать разрешение на издание мною в монастыре журнала «Жизнь и спасение» и газеты «Гром и Молния».

В Петербурге я остановился на Ярославском подворье у епископа Гермогена, бывшего в то время членом Св. Синода.

Распутин с генерал-майором князем Михаил С. Путятиным (справа) и полковником Д. Н. Ломаном. Петербург. 1904–1905 годы

На квартире у Гермогена я каждый день встречал Митю блаженненького и писателя И. А. Родионова. Они рассказывали мне про Григория и его придворную деятельность невероятные вещи. Родионов передавал со слов Щегловитова, а Митя – со слов кн. Путятина и кн. Орлова.

С этими господами Григорий был знаком и раньше очень дружил. Я видел фотографическую карточку, где Григорий в самых дружественных позах снят с кн. Путятиным и капитаном Ломаном, ктитором церкви сводного полка государя.

Потом дружба расстроилась…

Митя объясняет, что расстроилась, потому что Путятин, Ломан и Орлов узнали хорошо, что Гришка – прохвост; они бы его и во дворец не пустили, да боятся и на цыпочках пред ним ходят.

А сам «старец» однажды мне объяснял, что он разошелся с Путятиным, потому что Путятин, при постройке в Петергофе подворья Дивеевского монастыря, украл царских денег 72 000, а Григорий открыл это «пророческим чутьем» и донес папе и маме. С тех пор и дружба расстроилась.

Кому верить – Мите или Грише – предоставляю самому читателю, а я лично склоняюсь на сторону Мити, потому что князь Путятин до сих пор в большой милости у царей, и немыслимо, чтобы они такого крупного вора, после разоблачения его Григорием, держали около себя.

12 или 13 декабря, когда Гермоген был на заседании Синода по вопросу о диакониссах, курьер принес телеграмму и, подавая ее мне, сказал: «Телеграмма-то на имя епископа, только текст ее не ему; так сказал мне на телеграфе чиновник».

Я, чтобы убедиться в этом и не принять чужой телеграммы, распечатал ее и прочел: «Миленький владыко! Был там; они тебе низко кланяются. Просят тебя с Феофаном и Федченкой (Вениамином) не говорить. Дня чрез два буду. Григорий».

Я успокоил курьера. Он ушел.

Телеграмму Григорий прислал из Москвы, куда заехал по пути из Ливадии, где был на именинах Николая 6 декабря. В телеграмме передавал Гермогену поклон от царей.

Явился из Синода Гермоген.

Я подал ему телеграмму.

Гермоген прочитал ее, плюнул на нее и сказал мне: «Вот пес, прости Господи! Надо с ним покончить!»

– Я давно вам, владыка, об этом говорил.

– Как же поступить?

– Дело, владыка, очень трудное и серьезное; связаться с этим дьяволом легко было, но развязаться, как Бог даст. Нужно поставить на карту все.

– Нет, надо монашество пожалеть.

– Не от нас это будет зависеть. А мы должны, принимаясь за развязку со «старцем», быть готовыми ко всему…

Гермоген глубоко задумался, мрачные тени легли на его смуглое, серьезное и оригинальное лицо.

– Как же быть?.. – спустя немного, продолжал он. – Ведь не хотелось бы страдать чрез этого гада.

– Владыка! Если приступать к делу, то вот как приступать. Пригласить Григория сюда, обличить его, запереть его в угловую комнату; никого до него не допускать; не допускать его к телефону; я ему сам буду подавать в комнату пищу и даже горшок… А тем временем вы езжайте к государю и убедите его развязаться со «старцем». Упадите в ноги и добейтесь, что для спасения трона и России нужно Григория запихнуть в сибирскую нору… Если же после обличения выпустят Григория, то тогда мы пропали; не знаю, как вы поступите, когда на нас нападет он со своими друзьями, а я не остановлюсь ни пред чем!..