В историографии иногда встречается утверждение, что информация о жизни зарубежных стран свободно поступала в СССР. «Самоизоляция СССР всегда была весьма относительной. Благодаря книгам, фильмам заинтересованные советские граждане могли ознакомиться с бытом других народов», — пишет современный российский исследователь {63} 63 Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 19451954 гг. М., 1999. С. 135.
. Однако книги или фильмы о жизни и быте других стран подвергались тщательному отбору, часто переводились или дублировались со значительными купюрами. Это относилось и к изобразительному искусству, и даже к музыке. «Наше искусство искусственно и насильственно оторвано от развития искусства во всем мире. Мы не видели современного [курсив документа — авт.] искусства Европы и Америки вот уже сорок лет» — записал в дневнике в июне 1956 г. историк С.С. Дмитриев {64} 64 Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева// Отечественная история. 2000. № 2. С. 144.
.
Пожалуй, наиболее образно охарактеризовал ситуацию в июле 1929 г. М.М. Пришвин: «Наша республика похожа на фотографическую темную комнату, в которую не пропускают ни одного луча со стороны, а внутри все освещено красным фонариком…» {65} 65 Пришвин М.М. Дневники. 1928–1929. Кн. 6. М., 2004. С. 432.
Основным источником информации о внешнем мире служили советская пресса и радио. В материалах так называемого «Гарвардского проекта» [8] В 1950–1951 гг. сотрудники Гарвардского университета опросили несколько тысяч так называемых «перемещенных лиц». Материалы этих опросов легли в основу многих социологических и политологических работ о сталинском обществе, изданных в США в 1950–1860-е гг.
есть данные о том, что газеты служили основным источником информации для 59% служащих, 47% представителей интеллигенции, 30–35% рабочих и 18% колхозников. На втором месте стояла устная информация — проще говоря, слухи, которые служили основным источником информации для 60% колхозников, 34% представителей интеллигенции, 43% рабочих (для квалифицированных рабочих этот показатель составлял 26%). На третьем месте стояло радио — его в качестве основного источника указывали от 9 до 22% опрошенных {66} 66 См.: Кодин Е.В. «Гарвардский проект». М, 2003. С. 143.
. Правда, для школьников, как было установлено одним из обследований 1920-х гг., важнейшим источником социально-политических представлений являлись как раз слухи, домашние или уличные разговоры и т. п. (этот источник назвало свыше 20% опрошенных); соответственно, занятия по политграмоте и чтение газет и другой политической литературы заняли второе и третье место {67} 67 Бернштейн М., Гельмонт А. Наша современность и дети: Педологическое исследование о социальных представлениях современных школьников. М.; Л., 1926. С. 174.
. Однако необходимо учитывать, что применительно к информации о внешнем мире слухи появлялись преимущественно на основании газетных публикаций {68} 68 Примеры этому см.: Голубев А.В. Формирование образа внешнего мира в СССР. 30-е годы // Российская ментальность: методы и проблемы изучения. М., 1999. С. 178–208; Он же. «Весь мир против нас»: Запад глазами советского общества 1930-х годов //Труды Института российской истории РАН. 1997–1998. Вып. 2. М, 2000. С. 286–323; Он же. «В осажденной крепости» (к вопросу о предпосылках «холодной войны») // Советское общество: будни холодной войны. М, 2000. С. 40–56; Он же. «Царь Китаю не верит…» Союзники в представлении российского общества 1914–1945 гг. // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. Вып. 1. М, 2000. С. 317–355; Он же. «Призраки войны» и реальность // Знание-сила. 2001. № 7. С. 12–22; и др.
.
Особенное значение газеты приобретали в кризисных ситуациях — и, как правило, тогда-то их и не хватало. Так, в только что освобожденной Литве в июне 1945 г. работники «Союзпечати» спекулировали газетами, перепродавая их по завышенным ценам, причем особой популярностью пользовалась «Советская Литва» и столичные газеты («Правда», «Известия», «Пионерская правда» и пр.), а для любителей предлагались и антисоветские издания {69} 69 LYA. F. К-1. Ар. 3. В. 49. L. 31.
.
При этом уже в 1920-е гг. наблюдатели отмечали как рост интереса в массах, в деревне в том числе, к газетным материалам, так и умение читать их. Как записал в своем дневнике в январе 1929 г. М.М. Пришвин, «многие за последнее время простые люди привыкли газеты читать, и им легко вспомнить, как странно казалось им в газете при первоначальном неумении выбирать нужное, встречать один за другим разнородные, несвязанные между собой факты» {70} 70 Пришвин М.М. Дневники. 1928–1929… С. 351.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу