Роберт Дарнтон - Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

В студенческие годы у Морелле и Тюрго был еще один общий друг, шестью годами старше их и философствовавший куда смелее Сигорня: Дени Дидро. Они внесли свой вклад в «Энциклопедию» Дидро, которая должна была быть издана в разгар «дела Четырнадцати». Но издание было отложено, так как Дидро тоже исчез в тюрьме Шато де Венсен 24 июля 1749 года, через восемь дней после того, как Сигорнь попал в Бастилию. Дидро не писал вызывающих стихов о короле, зато написал антирелигиозный трактат «Письмо слепых в назидание зрячим», который пересекся со стихотворениями в ходе их распространения. № 5 было продиктовано Сигорнем Гийару и послано Гийаром Аллеру вложенным в «книгу, озаглавленную “Письмо слепых”» [22]. Продиктованные студентам-философам ведущим экспертом по Ньютону, стихи передавались вместе с антирелигиозным трактатом главного Энциклопедиста. Морелле, Тюрго, Сигорнь, Дидро, «Энциклопедия», «Письмо слепых», закон обратных квадратов и сексуальная жизнь Людовика XV беспорядочно переплетались друг с другом в каналах связи Парижа XVIII века.

Значит ли это, что город был заминирован и готов взорваться? Конечно нет. Ни в одном досье нельзя уловить запах зарождающейся революции. Аромат Просвещения – да; намек на идеологическую неприязнь – безусловно; но никакой угрозы государству. Полиция часто арестовывала парижан, которые открыто оскорбляли короля. Но в этом случае они устроили облаву по всем коллежам и кафе Парижа; и когда они поймали какое-то количество молодых аббатов и юристов, то обрушились на них со всей силой абсолютной власти короля. Зачем? Чтобы задать вопрос, который Эрвинг Гоффман, судя по рассказам, считал начальным пунктом всех исследований в науке: «Что происходит?»

Операция кажется особенно загадочной, если обратить внимание на то, как ее проводили. Инициатива шла от самого могущественного человека во французском правительстве – графа д’Аржансона, так что полиция выполняла приказ с величайшим тщанием и соблюдая секретность. После кропотливых приготовлений они хватали одного подозреваемого за другим, и их жертвы исчезали в Бастилии, лишенные всякой связи с внешним миром. Проходили дни прежде, чем их друзья и родственники узнавали, что с ними случилось. Глава Коллеж де Наварр, где учились два подозреваемых студента, писал отчаянные письма генерал-лейтенанту, спрашивая, не находила ли полиция их тела. Это были примерные студенты, неспособные на преступление, он настоятельно просил: «Если вам известно что-то об их судьбе, во имя Бога, скажите, живы они или мертвы. Из-за этой неясности мое положение еще хуже, чем у них. Их уважаемые друзья и родственники спрашивают меня каждый час о том, что с ними случилось» [23].

Такая скрытность позволяла полиции следовать по цепочке, не спугнув автора. Как и в случае с Бони, они использовали разные ухищрения, чтобы заманить подозреваемых в экипаж и мгновенно умчать их в Бастилию. Обычно они давали жертве пакет и говорили, что его передает человек в экипаже, желающий обсудить с ними некое дело. Никто из подозреваемых не смог устоять против искушения любопытством. И все они бесследно исчезли с улиц Парижа. Полицейские превозносили свой профессионализм в отчетах д’Аржансону, а он поздравлял их с успехами. После первого ареста он приказал Беррье удвоить старания, чтобы власти могли «по возможности достичь источника этой мерзости» [24]. После второго ареста он снова стал подгонять генерал-лейтенанта: «Месье, мы не должны позволить нити ускользнуть от нас теперь, когда она в наших руках. Напротив, мы должны добраться до ее начала, как бы высоко она ни вела» [25]. После пяти арестов д’Аржансон ликовал:

Месье, это дело расследовали, прилагая все внимание и сообразительность; и если мы зашли так далеко, то просто обязаны довести его до конца… Вчера вечером, на рабочем заседании с королем, я предоставил ему полный отчет о течении этого дела, о котором не упоминал со времени ареста первого из них, преподавателя у иезуитов. Мне кажется, король был очень доволен тем, что уже сделано, и хочет, чтобы мы довели все до конца. Этим утром я покажу ему письмо, которое вы написали вчера, и так буду поступать со всей информацией по делу [26].

Людовик XV, довольный первой серией арестов, подписал для полиции еще несколько «lettres de cachet». Д’Аржансон регулярно докладывал ему о ходе расследования. Он прочитал доклады Беррье, вызвал его в Версаль 20 июля на срочное совещание перед королевским «lever» (церемониальным началом дневных занятий короля) и послал за копиями всех стихотворений, чтобы тот не оказался с пустыми руками перед аудиенцией [27]. Такого внимания на самом высшем уровне было достаточно, чтобы вызвать к жизни все репрессивные инструменты государства. Но, опять же, что вызывало такое беспокойство?