Роберт Дарнтон - Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Текст стихотворения «Monstre dont la noir furie» был утерян. Как уже говорилось в главе 1, это была ода, осуждающая короля, за увольнение и ссылку Морепа 24 апреля 1749 года. К этому времени полицией были обнаружены пять других стихотворений, которые в течение месяцев ходили по Парижу. Второе и третье «Quel est le triste sort des malheureux Français» и «Peuple jadis si fier, ajourd’hui si serville» появились во время вспышки негодования после ареста принца Эдуарда 10 декабря 1748 года. (Они присутствуют в диаграмме в главе 3 вместе с номерами, а их полный текст, вместе с другими произведениями, приведен в приложениях к книге.) Они включают наиболее драматические детали из сообщений об аресте – использование силы, включая солдат и цепи, – и играют на разительном контрасте между двумя главными персонажами: Эдуард благороднее в своем поражении и больше похож на короля, чем Людовик, сидящий на троне, но являющийся пленником подлой фаворитки и собственных аппетитов. Оба стихотворения превращают бесчестное отношение к Эдуарду в символ позора Франции после Второго Аахенского мира. «Peuple jadis si fier, ajourd’hui si serville» (№ 3) проходится с критикой по основным положениям мирного договора, потом с яростным воззванием нападает на Людовика и завершается сентиментальным обращением к Эдуарду.

В конечном счете стихотворение было призывом к французскому народу; они должны были сбросить цепи рабства и отвергнуть трусливое поведение своего сюзерена.

«Quel est le triste sort des malheureux Français» (№ 2) развивало эту же тему. Обвинив Людовика в предательстве и недостатке всех тех качеств, которыми был наделен Эдуард, оно дерзко обращалось к нему во имя жителей Франции:

Эта риторика использует топос народа как фигуру последнего судьи в вопросах законности, но в этом нет ничего демократического. Наоборот, она воплощает международные отношения в противостоянии монархов и взывает к самой популярной фигуре в роялистском прошлом Франции – Генриху IV, общему предку и Эдуарда, и Людовика:

Нападая заодно и на Помпадур, поэт взывает к другой женщине из исторического фольклора – Аньес Сорель, фаворитке Карла VII, которая, по общему мнению, вдохнула героизм в своего незадачливого коронованного любовника во времена другого национального унижения:

Идея проста: официальная фаворитка должна происходить из благородной семьи и вдохновлять короля на благородные поступки; Помпадур так же не подходила для своей роли, как Людовик для своей. Но, даже говоря от лица народа, поэт не использует доступных приемов. Он взывает к чувствам других людей: роялистов, а не сторонников народа – «plus royaliste que le roi» (большему роялисту, чем король).

Образы и риторика сейчас уже потеряли свой эмоциональный заряд, но они были рассчитаны на слушателей и читателей XVIII века, привыкших к подобным приемам и способных откликнуться на мелодраматические метафоры вроде этой: