Николай Берг: Записки о польских заговорах и восстаниях 1831-1862 годов

Хрулев, как говорят, советовал поставить в этом месте слова «будут стрелять», но Горчаков и некоторые из ближайших к нему лиц были за первую фразу, и она осталась без изменения. Несколько позже, именно 29 июня ст. ст. 1861 года, Хрулев подал новому наместнику Сухозанету записку о том же, но ее тоже не приняли.

Оглашено в газетах только 9 апреля н. ст. за датой 8 апреля (27 марта) 1861 года и подписью наместника и исполняющего должность главного директора, председательствующего в Комиссии юстиции, И. К. Воловского и статс-секретаря Карницкого. Раньше не могло быть оглашено, потому что 8 апреля газеты не выходили.

Сведения от Ойжинского, который и ныне состоит в той же должности при Замке, находясь преимущественно перед аркой первых ворот, подле коих имеет и квартиру. Без его ведома ни одно лицо не может пройти в Замок.

Wiadomości z kraju, z lat 1861–1862. Lipsk, 1863. S. 9.

Авейде II, 39–40.

По крайней мере, так бывало прежде; нынче при выезде дилижансов почтарь играет один и тот же определенный мотив.

«В силу закона и распоряжений власти я приглашаю вас разойтись; если не исполните этого после троекратного воззвания, будете разогнаны вооруженной силой». Автор нашел эти слова напечатанными (по-польски) на узких полосках бумаги, в двух экземплярах, при одном из дел начальника 1-го отдела. Ойжинский помнит это до сих пор наизусть.

Рассказано в официальных документах; ходили и частные слухи.

В то же время на Беднарской улице захвачены и жестоко избиты народом: казак Малахов и артельщик Федоров. Казак в тот же день умер. Все эти подробности относительно действия войск взяты преимущественно из «Дел начальника 1-го военного отдела города Варшавы с марта по август 1861 года».

Можно заметить, что на этот раз, когда крест был действительно сломан, ничего из этого не сочинили, может быть, потому что это было бы излишним повторением или минута была не такая.

Рассказывают, будто бы Новаковский, сдаваясь, передал крест какому-то молодому человеку, который держал его над головой до тех пор, пока не был пронзен казацкой пикой. Для большего эффекта прибавляется, что этот молодой человек был еврей (Авейде, II, 39). Но о действии казаков пиками не говорится ничего в наших официальных документах.

При этом после 1-го залпа командир 12-й роты капитан Кульчицкий, польского происхождения, вышел из фронта и сказался больным. Обязанность его принял на себя старший по нем офицер, а Кульчицкому велено было на другой день подать в отставку. Мы еще с ним встретимся.

Вот сколько всего выпущено в тот день пуль:

1-я стрелковая рота Симбирского полка – 93 (два залпа);

2-я стрелковая рота Симбирского полка – 18 (один залп);

10-я линейная Костромского полка – 188 (два залпа);

11-я линейная Костромского полка – 35 (один залп);

12-я линейная Костромского полка – 150 (пять залпов).

Итого: 484 пули.

(«Дела начальника 1-го военного отдела города Варшавы с марта по

август 1861 года».)

Автор слышал об этом от самого Хрулева и нескольких лиц, бывших тогда в Замке.

То есть каждая часть следовала теми самыми улицами, какими было заранее назначено, дабы не произошло столкновений отряда с отрядом.

Эти две последние роты поставлены в театре немного раньше, после того как лобузы Козубского и Ячевского дали кошачий концерт директору театра Абрамовичу, когда-то обер-полицеймейстеру Варшавы, которого никто в городе не любил. О нем сохранился, между прочим, такой анекдот: призвав провинившегося, он будто бы начинал свои беседы с ним так: «Знаешь азбуку: А – Abramowicz; В – baty (розги); С – Cytadela; стало – запираться нечего».

Войска заняли только Малый театр (Rosmaitosci), где и прекращены с тех пор представления.

«Все вместе, – говорит Авейде, – представляло в это время (начало лета 1861 года) грустную картину замешательства, путаницы понятий и стремлений». II, 151, 171. У Маевского находим то же самое. III, 25.

Вскоре затем он был уличен в политической переписке с братом, находившимся в Париже, сослан на жительство в Россию и там умер. Он был собственно обер-прокурором IX департамента Правительства Сената, правил должность главного директора Комиссии юстиции всего пять дней, по увольнении г. Држевецкого. (См. «Варшавский Курьер», 1861, с. 88.)