Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Уже на первом заседании депутаты потребовали удаления стенографистов и присутствия арбитров, что соответствовало конституционным нормам; в дальнейшем они настаивали на зачтении протоколов предыдущих заседаний, на полной публикации дебатов в «диариуше». Наряду с борьбой за конституционный порядок работы сейма, они выступали в защиту конституционного судопроизводства, по-прежнему обличая действия полиции и административных судов, заключавших в тюрьмы даже 12-летних детей, указывая на существование незаконных тюрем, на издевательства над узниками. Приводились факты произвола полицейских агентов, в частности, некоего Бернбаума, осужденного на 10 лет за то, что он и другой агент Гурецкий «пытали и допускали оскорбляющую человечность жестокость» в отношении заключенных. Отмечалось также, что свирепствует разлагающая общество тайная полиция с «толпой агентов», их вербовкой занимается, в частности, Бюро контроля прислуги, и в результате слуги устраивают слежку за своими хозяевами. В связи с вопросом о законодательных правах сейма депутаты вновь обратились к правительству с требованием тщательно готовить законопроекты и представлять их заблаговременно для рассмотрения сейму после обсуждения со специалистами, иначе принятые наспех законы приходится потом менять. Наряду с упреками в плохой подготовке законопроектов отмечался тот факт, что оставались неразработанными необходимые законодательные документы – Административный, Военный и Финансовый кодексы. Правительственная комиссия юстиции, утверждали парламентарии, не защищает гарантированные конституцией право личной свободы и право частной собственности, поэтому последнюю административная власть распродает по своему усмотрению. Члены комиссий сейма подробно остановились на намерении Административного совета «развить» статьи конституции, чтобы право на личную свободу «не мешало порядку и общественной безопасности», то есть представить «обстоятельства, когда правительство получило бы полномочия временно стеснить личную свободу». Они указывали, что такие обстоятельства, как и форму стеснения личной свободы, может установить только сейм, который в целом имеет эксклюзивное право развивать и изменять статьи конституции, но даже он уполномочен принимать лишь конкретные законы для обеспечения общих конституционных принципов. Следовательно, «ни одна из статей Конституции, касающаяся свободы личности, не может быть отменена никаким постановлением Административного совета», так как это было бы не развитием конституции, а «уничтожением главных гарантий, скрепленных Конституцией». Часть личной свободы, отмечали члены сейма, уже отдана верховной власти, что записано в конституции, являющейся «политическим законом нации»; эти двусторонние взаимные обязательства правительство должно обеспечить, а не нарушать; между тем оно «работает над ущемлением важнейших национальных свобод, над изменением и уничтожением основ Конституции, касающихся свободы», а это противоречит «первоначальным и характерным принципам существования национального общества». Участники заседания требовали также отменить как противоречащую конституции административную судебную власть, которую в Королевстве распространили как на сферу личной свободы, так и на сферу собственности. Указывалось, что это «вызвало беспокойство помещиков, нанесло вред их достоянию», причем Правительственная комиссия юстиции не защитила неприкосновенность собственности. Отмечая, что эта правительственная структура отдает распоряжения судьям, которые по закону независимы, назначает их и переводит по своему усмотрению, комиссия сейма приходила к выводу, что по сути в стране еще нет конституционного правосудия. Особо отмечались нарушения, связанные с процессом по делу членов Патриотического общества, когда не соблюдался закон о Сеймовом суде, в частности, нарушалась процедура следствия, его сроки, условия содержания обвиняемых, задерживалось оглашение результатов процесса. Парламентарии хотели просить императора ликвидировать Генеральную прокуратуру как ненужную и вредную структуру, которая выдвигает «необоснованные обвинения» против граждан и разоряет их имущество, к тому же на ее содержание уходят большие средства 131.

Резкую критику вызвало то обстоятельство, что правительство в своем отчете умолчало о цензуре, надеясь утаить факты «произвола» в деятельности ведомства Шанявского. «Всякая цензура, – говорилось в «Замечаниях» палат сейма, – является антиконституционной властью и ни в коем случае не может законно существовать», тем не менее, такая самоуправная власть существует, и об этом нужно сообщить монарху. Был отмечен факт «удивительного разветвления» цензуры – наряду с ее основными центрами в Правительственной комиссии внутренних дел и полиции, существовали структуры, цензурировавшие отдельные сферы – духовную, театральную и даже ту, которая касалась еврейского вопроса; все они сносились между собой, и каждая творила что хотела; к тому же цензурный «дозор» несли и полицейские в воеводствах. Таким образом, подчеркивали парламентарии, меры цензуры носили превентивный характер, тогда как по конституции караться могут лишь нарушения установленных предписаний, а поскольку таких предписаний нет и новый закон о злоупотреблении свободой слова и печати не принят, то, согласно распоряжению императора, должно действовать старое польское законодательство, цензуру не предусматривавшее. Все это, подчеркивалось в «Замечаниях» сеймовой комиссии, «неслыханно тормозит распространение просвещения в народе, искажает представления и мысли произведений, пропущенных через ее [цензуры. – С. Ф.] произвол, отвращает от свободного изъяснения своих убеждений, а через это лишает правительство средств узнать образ мысли значительной и наиболее активной части нации, толкает к скрытности в выражении чувств, вызывает нарекания и сеет недоверие между властью и народом» 132.