Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Эти настроения отразились и на самой атмосфере сейма, состоявшегося в марте-апреле 1818 г. Первая сессия нового законодательного органа Королевства Польского прошла под знаком прославления польского короля Александра и его конституции. В тронной речи на торжественном открытии сейма император заявил, обращаясь к его участникам: «Ваши надежды и мои желания осуществились. Народ, который вы призваны представлять, наконец, пользуется национальным бытием, гарантированным институтами, которые вызрели и одобрены временем». Он вновь не преминул напомнить, что «возрождение» Польши «неразрывно связано с судьбой России», и потребовал, чтобы все усилия представителей польского народа были направлены на укрепление «этого спасительного и покровительственного союза»: «Вы призваны дать великий пример Европе, устремляющей на вас свои взоры. Докажите своим современникам, что законно-свободные постановления, коих священные начала смешивают с разрушительным учением, угрожавшим в наше время бедственным падением общественному устройству, не суть мечта опасная, но что, напротив, таковые постановления, когда приводятся в исполнение по правоте сердца и направляются с чистым намерением к достижению полезной и спасительной для человека цели, то совершенно согласуются с порядком и общим содействием, утверждают истинное благосостояние народов. Вам предлежит ныне явить на опыте столь великую и спасительную истину». Он подчеркнул, что конституция, как и международные трактаты, освящает возрождение Польши: «нерушимость этих внешних соглашений и этого кардинального закона отныне обеспечила Польше почетное место среди европейских народов». Монарх обещал своим польским подданным, что дальнейшее развитие края по пути прогресса обеспечат законы, которые будут приняты; их цель, подчеркнул он, – «гарантировать самые ценные блага: вашу личную неприкосновенность, неприкосновенность вашей собственности и свободу ваших мнений». Прозвучал и завуалированный намек на возможность расширения границ польского конституционного пространства: «Организация, существовавшая в вашем крае, – отметил Александр I, имея в виду государственное устройство Княжества Варшавского, – позволила сразу ввести ту (систему. – С. Ф.), которую я установил, применяя на практике принципы либеральных институтов, являющихся предметом моих забот и благотворное влияние которых я надеюсь с Божьей помощью распространить на все края, доверенные Провидением моему правлению» 5.

Царь внял настоятельному совету министра иностранных дел России графа И. А. Каподистрии изъять из текста речи явное сравнение России и Польши и обещание объединить Королевство Польское и Литву. Но и без того речь произвела большое впечатление. Она воспринималась как речь конституционного монарха, а не самодержца, тем более что император произносил ее стоя, а не сидя на троне. Последнее даже вызвало неудовольствие Ю. У. Немцевича, сторонника соблюдения традиционного ритуала. Консервативная часть шляхты и магнатства видела в царе защитника феодальных устоев, надеялась на присоединение к Королевству западных губерний, а в перспективе и других польских земель, была заинтересована в гарантиях своих политических прав и имущественных интересов, которые она имела на территории всех трех частей бывшей Речи Посполитой, а также рассчитывала на экономическое сотрудничество с Россией. За это она была готова даже поступиться частью конституционных свобод, а некоторые из ее среды, как, например, сенатор К. Козьмян, считали, что конституция Княжества Варшавского больше подходила бы для ограничения польской анархии. Но большинство тех, кто выражал общественное мнение, ценило позицию царя именно за европейский либеральный дух: «Самодержец российский, – писал К. Бродзиньский, – с трона некогда свободного народа, как бы по наитию, провозгласил либеральные основы, которым верила как Польша, так и Европа […]. Он обещал, что это небольшое королевство станет зародышем всех свобод и законов, какие он хочет даровать всем славянским народам, находящимся под его скипетром […]. Мы еще сильнее уверовали в национальное начало и в Конституцию, через нас сулящую свободу стольким народам». Ф. Гжимала, вспоминая в 1820 г. на страницах газеты «Ожел бялый» речь Александра I, заявлял: «Останется в памяти далеких потомков речь короля при открытии сейма 1818 г., в которой этот Ангел истомленных вновь повторил перед лицом всего мира свой девиз, что либеральные институты составляют счастье народов» 6.