Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Проникнутая духом дворянских привилегий, конституция зафиксировала и многие другие исключительные политические права шляхты, скрывавшейся в основном законе королевства под термином «землевладельцы». Все важные выборные государственные должности снизу доверху – председателей судов первой и второй инстанции, председателей комиссий воеводств и членов воеводских советов, послов сейма и депутатов трибуналов – должны были занимать только землевладельцы. В подавляющем большинстве шляхтичи находились и на тех должностях, к которым номинально имели доступ также и представители других сословий. Должности в правительстве замещались по назначению, и поэтому сословная принадлежность их обладателей не оговаривалась в конституции специально. Однако и на этих высших постах были исключительно дворяне, что, очевидно, вытекало из сословной политики властей. Указывая на привилегированное положение землевладельцев, польские историки права отмечают, что подобный подход означал существенное отступление от «демократических установлений» конституции Княжества Варшавского. «В этом, – по словам А. Айненкеля, – нашла выражение общая тенденция, проявившаяся на Венском конгрессе и усилившаяся в дальнейшем, – возвращение к жизни институтов и воззрений времени „старого порядка“, что недаром получило название Реставрации»“. При этом восстановление дворянских привилегий в Королевстве Польском (в отличие от заимствованных из наполеоновского законодательства буржуазных новелл конституции Княжества Варшавского) не зависело непосредственно и только лишь от внешнего влияния, а было, прежде всего, продиктовано интересами шляхты как экономически и политически господствующего сословия. Разумеется, в этом вопросе российские протекторы Королевства и правившего в нем сословия были вполне солидарны с польскими дворянскими конституционалистами.

Подобный статус шляхты вполне очевидно демонстрировал смысл провозглашенного конституцией «национального» характера польского государства – Королевства Польского. Еще со времени Люблинской унии 1569 г. и образования польско-литовской шляхетской республики – Речи Посполитой понятия «польский народ» и «польская нация» («Naród Polski») обозначали только шляхту как господствующее и привилегированное сословие Польско-Литовского «государства обоих народов». Другие сословия, независимо от своего этнического происхождения, не считались принадлежащими к «польскому народу» или к польской политической нации. Такое положение польской шляхты не было исключительным явлением, аналогичным статусом в Европе обладало и венгерское дворянство, объявившее себя «венгерской политической нацией».

Великая французская революция, отвергнув сословный принцип национальности и объявив представителей «третьего сословия» Национальным собранием, провозгласила принадлежность всех французских граждан к французской нации. Этим историческим актом было положено начало правовому оформлению современных наций. Однако в этом направлении предстоял еще длительный путь. В первой половине XIX в. на польских землях, как и у других народов Центральной и Восточной Европы, в политической системе, а также в политическом сознании и в правовой культуре, несмотря на отдельные новые явления, вызванные к жизни революционными потрясениями 1789-1795 гг., продолжали господствовать прежние сословные порядки, политические традиции и консервативные формы общественного сознания.

Это противоречие между новым значением понятия «нация» и его традиционным сословным содержанием нашло отражение и в Конституции Королевства Польского 1815 г. С одной стороны, по своей форме конституция 1815 г., как и конституция Княжества Варшавского 1807 г., соответствовала передовым образцам европейского конституционализма своего времени. С другой стороны, сохраняя в максимальной степени политическое господство дворянства и шляхетские привилегии, обе эти конституции служили консервации статуса шляхты как господствующего сословия, одним из существенных атрибутов которого являлась исключительная принадлежность к польской политической нации.

«Польская нация, – гласила статья 31-я конституции 1815 г., – на вечные времена будет иметь народное представительство, воплощенное в Сейме, объединяющем Короля и две палаты, первая из которых состоит из Сената, а вторая – из послов и депутатов от гмин (Naród Polski mieć będzie wiecznymi czasy reprezentację narodową w Sejmie, złożonym z Króla i z dwóch Izb, z których pierwsza składać się będzie z Senatu, druga z posłów i deputowanych od gmin)». Так в конституции был вновь провозглашен основополагающий принцип государственного устройства прежней Речи Посполитой о «трех чинах» шляхетской «Республики обоих народов» (Польши и Литвы). Формулировка приведенной статьи Конституции Королевства Польского отражает различные правовые традиции и весьма противоречива по своему содержанию. Старошляхетская политическая теория, согласно которой сейм объединял три чина Речи Посполитой – короля, Сенат и послов польского рыцарства, избранных на сеймиках, была отменена уже Конституцией 3 мая 1791 г. Однако, если во времена польско-литовской шляхетской республики сейм обладал всей полнотой законодательной, исполнительной и судебной власти, которые были тогда нераздельны, то, согласно конституции 1815 г., статус сейма был низведен до уровня «народного представительства», когда «объединение» короля и палат сейма было лишено всякого смысла, а правительство вообще оставалось за пределами этой конституционной конструкции. Появление в Посольской избе депутатов от гмин (общин) рядом с избранными на сеймиках представителями шляхты (послами) было на первый взгляд только повторением системы, принятой в Княжестве Варшавском. Однако ее происхождение также представляет интерес, поскольку она не имеет ни прямых французских или других зарубежных аналогов, ни непосредственной связи с польскими правовыми традициями. Имеющиеся свидетельства позволяют ответить на вопрос о ее происхождении только предположительно.