Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Эти обстоятельства указывают на то, что в течение нескольких дней после принятия постановления «О польских селениях» руководители Политбюро пересмотрели намеченный образ действий в отношении населения пограничных округов – фактически аннулировали вторую часть первого пункта постановления, а также распорядились об изменении произведенной в феврале разнарядки на высылку кулаков. По всей вероятности, пересмотр постановления 5 марта был оформлен принятой во внеочередном и бесспорном порядке директивой Политбюро «Об Украине и Белоруссии» (см. ниже).

В любом случае решение «О польских селениях», подготовленное в дни апогея коллективизации и принятое через три дня после признания «головокружения от успехов», завершало половодье указаний ЦК ВКП(б) о форсированном наступлении на крестьянство в начале 1930 г. и, вместе с тем, положило начало разносторонним политико-военным приготовлениям на западной границе СССР [1785].

11 марта 1930 г.

Опросом членов Политбюро

72. – Об Украине и Белоруссии.

По имеющимся данным есть основание предположить, что в случае серьезных кулацко-крестьянских выступлений в правобережной Украине и Белоруссии, особенно в связи с предстоящим выселением из приграничных районов польско-кулацких и контрреволюционных элементов, – польское правительство может пойти на вмешательство. Во избежание всего этого ЦК считает нужным дать ЦК КП(б)У и ЦК КП Белоруссии, а также соответствующим органам ОГПУ следующие директивы:

1) директиву ЦК от 10 марта о борьбе с искривлениями партийной линии в деревне проводить со всей решительностью особенно в приграничных округах Украины и Белоруссии;

2) сосредоточить внимание как в смысле политической работы, так и в смысле военно-чекистской подготовки на том, чтобы не были допущены какие бы то ни было выступления антисоветского характера в приграничных округах Украины и Белоруссии;

3) перебросить в приграничные округа в недельный срок достаточное количество опытных партийных работников за счет других округов на помощь местным организациям;

4) усилить в приграничных округах количественно и качественно в недельный срок оперативный состав и маневровые войсковые группы ОГПУ за счет других резервов ОГПУ;

5) операцию ареста и выселения кулацко-польских контрреволюционных элементов подготовить со всей тщательностью и провести в максимально короткие сроки;

6) операцию выселения кулацко-польских элементов провести максимально организованно и без шума;

7) основное задание: предупредить какие бы то ни было массовые выступления в приграничных округах;

8) с текстом этой директивы, как особо секретной, ознакомить только членов Политбюро ЦК КП(б)У и Бюро ЦК Белоруссии и ПП ОГПУ Балицкого и Раппопорта.

Выписки посланы: т.т. Косиору Ст., Гею – шифром, Ягоде.

Протокол № 120 (особый № 118) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 15.3.1930. – РГАСПИ. Ф. 17. On. 162. Д. 8. Л. 114 [1786].

Рассматриваемое постановление имеет первостепенное значение как для изучения мотивов советской международно-политической деятельности в начале 30-х гг., так и для понимания причин внутриполитического маневра весны 1930 г. и частичного пересмотра взятого ранее курса коллективизации.

Начавшиеся во второй половине февраля крестьянские волнения в западных пограничных округах СССР к середине марта достигли наивысшей точки. Наибольший масштаб они приобрели в Тульчинском, Могилев-Подольском и Винницком округах УССР, где выступлениями (в том числе 81 вооруженным) было «поражено» 343 сельсовета, в 73-х – «с изгнанием и ликвидацией в них Соввласти» [1787]. ОГПУ отмечало, что на территории УССР поляки «усилили не только шпионаж, но и контрреволюционную агитацию вплоть до использования радио» [1788]. Одновременно, с конца 20-х чисел февраля, произошло резкое изменение тона официозной польской печати, в которой прозвучал призыв встретить «красную волну, поднимающуюся в Советском Союзе», подготовленными «ко всем неожиданностям и возможностям». В Москве опасались, что распространяемые с начала 1930 г. слухи о возможности нападения СССР на Румынию имеют целью подготовить почву для военных акций со стороны западных соседних стран. 28 февраля ТАСС опубликовал опровержение сообщений о концентрации Красной армии на румынской границе. Одновременно Москва предупреждала «польских милитаристов и их социал-фашистских союзников», что «если они осмелятся вмешаться в наши внутренние дела», то встретят «сокрушительный отпор». «Советской общественности» рекомендовалось бдительно «следить за развивающимися событиями» [1789]. По указанию Центра полпред в Варшаве 1 марта предстал перед А. Залеским, чтобы просить разъяснений относительно «травли СССР», ибо «печать правительственного блока дошла до прямых призывов к интервенции, а “Газета Польска” формулировала позицию “превентивной войны”» [1790]. Министр обещал воздействовать на печать и принять «возможные меры» против устройства антисоветских демонстраций, но, как докладывал Антонов-Овсеенко 10 марта, «окраинная печать держится прежнего крайне агрессивного тона» и «из печати кампания перелилась на улицу». Источники варшавского полпредства сообщали, что «непосредственных военных приготовлений в Польше незаметно», и все же Пилсудский еще «не сказал решающего слова» [1791]. На протяжении первой половины марта реакция польских правительственных и военных кругов на события в СССР, оставалась в фокусе внимания Москвы. Советская печать сообщала о выступлениях против «антирелигиозной кампании» в СССР и об ущемлении национальных прав украинцев, религиозных чувств православных и евреев в Польше, скрывая, что «особое внимание» руководящих кругов СССР вызывало «заострение этой кампании на происходящем у нас процессе “раскулачивания”» [1792]. В Польше существует сильное настроение в пользу того, чтобы использовать подходящий момент для нападения на Советский Союз, хотя и неясно, какую именно форму может оно принять, заявил Литвинов в начале марта британскому послу [1793]. Мысли и страхи, обуревавшие советское руководство в те дни, выразил член Политбюро нарком Ворошилов, писавший своему заместителю (в недавнем прошлом – руководителю КП(б) Белоруссии) Гамарнику: «Внешнее положение Советского Союза к весне 1930 г. складывается далеко неблагоприятно. Ложная информация в ино[странной] печати среди буржуазных политических и общественных деятелей о нашем внутреннем положении в связи с коллективизацией сельского хозяйства, раздутые до невероятных размеров сплетни о гонениях на религию в СССР, надежды на кулака, на крестьянские волнения и т. д. и т. п., разжигают страсти в некоторых крайних кругах милитаристов. Острейший экономический кризис в Польше и Румынии и общая неустойчивость политического положения внутри капиталистических стран вообще создает благоприятную обстановку для военных авантюр» [1794].