Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Откладывание этой акции в последующие шесть недель вызывалось, вероятно, двумя обстоятельствами – тактической линией Москвы, которая в марте 1934 г. активно зондировала позицию Германии и балтийских стран и откладывала разрешение интересующих Польшу вопросов до внесения ею предложений о порядке продления советско-польского ненападения на десятилетний срок [1488]и подбором кандидата на пост первого посла СССР в Польше [1489]. Официальное объяснение задержки с санкционированием нового статуса советского представительства, данное Стомоняковым польскому посланнику («оформление этого вопроса задержалось исключительно вследствие болезни т. Литвинова») [1490]вряд ли выдерживает критику [1491].

27 марта 1934 г.

Опросом членов Политбюро

83/59 – О Польше.

а) до выяснения позиции Прибалтийских стран, оттянуть наш ответ Лукасевичу.

б) Принять предложение Польши об обмене флотскими визитами и о посылке летной эскадрильи в Польшу, а также об обмене визитами высших представителей военных ведомств.

Выписки посланы: т.т. Литвинову, Ворошилову.

Протокол № 4 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 29.3.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 16. Л. 29.

13—15 февраля 1934 г. состоялся первый визит польского министра иностранных дел в СССР. В ходе переговоров с Ю. Беком М.М. Литвинов предложил подумать о продлении советско-польского пакта ненападении, срок действия которого истекал в ноябре 1935 г., на десять лет. Выражая, в принципе, готовность на подписание такого акта, министр уклонился от выполнения пожелания Литвинова «увенчать этим актом» его пребывание в Москве. При последней встрече с Беком нарком сообщил ему, что «получил одобрение своего правительства» на свое предложение о продлении договора ненападения и оно может рассматриваться как официальное [1492]. Другой важный аспект пребывания полковника Бека в Москве состоял в удовлетворении «желания маршала продолжать контакт ответственных военных» [1493]. Министр встретился с высшим военным руководством (Ворошиловым, Тухачевским, Егоровым, Орловым, Буденным и др.), чему он придавал подчеркнуто большое значение [1494]. Еще ранее, исполнявший обязанности военного атташе Польши в СССР капитан Харланд передал в Отдел внешних сношений PBC СССР предложения «о дальнейшем развитии контакта между советскими и польскими военными», в частности об ответном визите в Польшу руководителя советской военной авиации Алксниса и об обмене специалистами по вопросам авиастроения (о чем говорилось еще при визите в Варшаву начальника ВВС УВО Ингауниса) [1495]. В протоколах Политбюро ни приглашение Ю. Бека в Москву, ни переговоры с ним (включая советскую инициативу о продлении пакта ненападения) не получили отражения.

20 февраля Ю. Лукасевич и М.М. Литвинов обсудили итоги поездки польского министра в Москву и вытекающие из нее практические шаги. Посланник дал понять, что Польша, неизменно отстаивавшая принцип одновременного политического соглашения СССР со всеми его западными соседями, может обусловить продление пакта ненападения с СССР продлением аналогичных советских пактов со странами Балтии, а также заключением советско-румынского договора. Одновременно он подтвердил заинтересованность Пилсудского и Бека в активизации контактов между армиями двух стран, в частности в прилете в Польшу советской эскадрильи (в качестве ответа на визит Л. Райского в ноябре 1933 г.) Воздерживаясь от реагирования на предложения о контактах между военными деятелями двух стран, Литвинов привел аргументы против увязки соглашения о продлении советско-польского пакта с отношениями между СССР и Румынией, Литвой, другими балтийскими странами [1496]. Четырьмя неделями позже он, однако, внес соответствующие предложения в Политбюро и получил его согласие [1497].

25 марта польский посланник официально представил члену Коллегии НКИД позицию своего правительства относительно продления пакта о ненападении. По существу советская сторона была поставлена перед выбором: согласиться на добавление к договору 1932 г., которым с 1935 г. он автоматически продлялся на неопределенное время, либо вступление в переговоры о новом десятилетнем сроке его действия при условии «синхронизации» пактов СССР с Эстонией, Латвией и Финляндией с продлеваемым советско-польским договором, а также согласия Москвы пересмотреть свой к польско-литовскому территориальному спору. Принятие первого варианта означало бы публичное унижение СССР, предложившим придать пакту ненападения с Польшей «возможно длительный характер» (подписанная 26 января 1934 г. польско-германская декларация о неприменении силы в двусторонних отношениях имела десятилетний срок действия). Выбор же в пользу переговоров о продлении договора на 10 лет, от чего Лукасевич «отговаривал» Стомонякова, ссылаясь на неизбежные «сложность и длительность таких переговоров», означало заранее ослабить переговорную позицию советской стороны и обречь ее на уступки в вопросах, касающихся политики СССР в Прибалтике [1498]. 20–21 марта полпреды СССР в Литве, Латвии и Эстонии предприняли демарши в пользу продления заключенных этими странами пактов с Советским Союзом, однако, к моменту обращения НКИД в Политбюро официальные ответы от них в Москве еще не получили [1499].