Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

В какой форме и в какие сроки было выполнено решение Политбюро установить не удалось. С середины 1932 г. активность СПТ, по всей вероятности, пошла на спад. По итогам 1932 г. экспортный план НКВТ был выполнен Совпольторгом на 58 %, а план по импорту – на 58,9 %. Если общий– «уточненный план» Наркомвнешторга по экспорту в Польшу в 1932 г. был выполнен на 93 %, то приходящаяся на СПТ часть этого плана – лишь на 82 % [1119].

После длительных переговоров учредительный договор об СПТ 17 февраля 1933 г. был продлен на последующие два года, «причем польская сторона взяла на себя обязательство предоставить «Совпольторгу» кредит в сумме 1250 тыс. долларов и право ввоза советских товаров в рамках импортного плана; признать за «Совпольторгом» право на снижение пошлин по новому тарифу, снижение железнодорожных тарифов для советских товаров и возможное предоставление дополнительных товарных кредитов». Экспортный план СПТ был сокращен до 2,2 млн. рублей, тогда как размеры импорта в СССР в феврале 1933 – январе 1934 г. были установлены на прежнем уровне (4 млн. рублей). Наркомвнешторга обязался «разместить через А/О «Совпольторг» заказов в Польше до 15-го июля 1933 г. на сумму… два миллиона рублей» [1120].

В начале 1934 г. договор о Совпольторге по инициативе советской стороны был окончательно расторгнут, и смешанное общество прекратило свое существование.

1 августа 1932 г.

18. – О Польше (т. Крестинский).

Принять предложение НКИД.

Выписка послана: т. Крестиискому.

Протокол № 110 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 1.8.1932. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 13. Л. 49.

На основании дополнительного протокола к соглашению о репатриации, заключенного РСФСР и Польшей 21 февраля 1921 г., в течение последующих лет между Советским Союзом и Польшей происходил персональный обмен политическими заключенными. 3 января 1928 г. был произведен обмен последней партии заключенных, подпадавших под действие этого соглашения. При этом польская сторона «недополучила несколько человек в счет установленного в 1921 г. контингента», и в феврале 1928 г. правительство Польши выступило с предложением о дополнительном обмене. Коллегия НКИД дала согласие на него «в качестве заключительного обмена по Мирному договору» при условии паритета («голова за голову»). Переговоры о новом обмене велись до середины 1929 г. Советская сторона считала, что поведение Варшавы в деле Войцеховского (в 1928 г. покушавшегося на жизнь торгпреда Лизарева) не дает оснований для уступок по различным аспектам обмена и затягивала переговоры. С осени 1929 г., вероятно под влиянием нарастания политического кризиса и ужесточением правительственных репрессий, режим Пилсудского счел продолжение переговоров о персональном обмене заключенными неуместным. Лишь в июле 1931 г. польский посланник в Москве передал НКИД предложение о возобновлении переговоров на этот счет.

Дискуссии о персональном обмене фактически возобновились в начале декабря 1931 г. и проходили в обстановке начавшейся нормализации политических взаимоотношений СССР и Польши. Польская сторона, прежде стремившаяся расширить список обмениваемых заключенных, согласилась с его сокращением с шестидесяти до сорока человек с каждой стороны, как то предусматривали предложения ОГПУ СССР, согласованные им с Представительством ЦК КПП в Москве и переданные польской миссии через Наркоминдел [1121]. Советская сторона дала согласие на освобождение и выезд в Польшу кс. Теофила Скальского как «оставшегося от предыдущего обмена». Арест Скальского и судебный процесс над ним играли роль сильного раздражителя в польско-советских отношениях и стали одним из факторов, приведших к срыву торговых переговоров в 1928 г.; освобождая из заключения кс. Скальского, Москва избавлялась от созданного ею и отягощавшего двусторонние отношения «инцидента». Единственное крупное разногласие касалось судьбы Бронислава Тарашкевича – «виднейшего деятеля коммунистической партии Западной Белоруссии и вождя Белорусской Громады», как аттестовал его в письме Сталину Крестинский. Тарашкевич, переданный в СССР по предыдущему персональному обмену 1928 г., тремя годами позже был арестован польскими властями при проезде через Данциг. Польское правительство отказалось от включения Тарашкевича в список подлежащих обмену политзаключенных, указывая, что тот совершил «преступление» после предыдущего обмена и потому должен рассматриваться как «рецидивист». К тому же суд над Тарашкевичем откладывался и официально он являлся подследственным, а не заключенным. «НКИД, в согласии с Представительством Коммунистической Партии Польши, придавал большое значение обмену Тарашкевича, – докладывал Крестинский Секретарю ЦК ВКП(б). – Для нас Тарашкевич представляет ценность не только как видный работник Польской Компартии вообще, но и особенно как признанный вождь рабоче-крестьянских масс Западной Белоруссии. Его пребывание на советской территории имеет огромное значение на случай войны с Польшей. Тов. Тарашкевич принес бы нам в этом случае огромную пользу не только в агитационно-пропагандистской работе на Белорусском фронте, но, вероятно, сыграл бы большую роль в органах революционной власти в случае занятия нами Западной Белоруссии». Возможно, сходным образом оценивали потенциальную роль Б. Тарашкевича и в Варшаве, и советские настояния натолкнулись на категорический отказ. В результате Представительство КПП и ЦК КП(б) Белоруссии согласились с необходимостью более не откладывать обмена политзаключенными, «ввиду важности получения остальных товарищей по списку» (включая членов ЦК КПП и депутатов польского Сейма).