Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Несмотря на парафирование 25 января 1932 г. советско-польского пакта о ненападении, правительство Румынии на протяжении последующих месяцев не проявляло заинтересованности в возобновлении переговоров с Москвой, требуя вначале аннулирования январского письма Стомонякова Стурдзе, в котором излагались основы советского подхода. В конце февраля А. Залеский предупредил Литвинова, что, хотя поляки рекомендуют Румынии «не настаивать на своих требованиях», Варшава «не введет в силу» пакт ненападения с СССР, пока его переговоры с Эстонией и Румынией не получат благополучного завершения [1096]. В середине марта английский посланник в Бухаресте поинтересовался у главы румынского МИД, не было ли на него оказано давление со стороны Варшавы, чтобы во время пребывания в Женеве возобновить советско-румынские контакты. Князь Гика ответил, что Залеский открыто сказал ему, что более не испытывает интереса к инициированному польским правительством пакту. Гика также добавил, что французский премьер А. Тардье заявил ему и Титулеску: вопрос советско-французского пакта всецело в руках Вертело и Бриана [1097]. Две недели спустя в беседе с английским послом в Москве Литвинов оценил состояние советско-румынских переговоров о пакте как «practically dead» [1098].

Уклончивость Румынии вызвала беспокойство руководителей французской и польской дипломатии, перешедшее в апреле 1932 г. в попытку посредничества между СССР и Румынией для выработки взаимоприемлемых условий пакта (Москве и Бухаресту были предложены услуги правоведов МИД Франции, а затем и содействие министра иностранных дел Польши Залеского [1099]). 1 апреля в беседе с английским послом польский министр иностранных дел заявил, что, возможно, Пилсудский проведет неделю-две в Румынии (возвращаясь из Египта на родину) и воспользуется этим для того, чтобы оказать нажим на короля ради достижения договоренности с советским правительством [1100].

Дальневосточный конфликт не оказал видимого воздействия на поведение советского руководства в отношении заключения пактов с Францией, Польшей и Румынией. 17 апреля 1932, опросом членов Политбюро была утверждена телеграмма полпреду в Токио, в которой откладывание Ямамото встречи с Трояновским интерпретировалось как «дипломатическая болезнь» – «японцы, видимо, предпочитают военный союз с Румынией и Польшей против СССР переговорам с нами». «Нам сообщают, что японцы уже оформляют военный союз с Польшей и Румынией, о чем Вы должны открыто заявить в очередной беседе с представителями правительства, сказав им, что нам не страшны никакие военные союзы» [1101].

Подписание 4 мая договора о ненападении между СССР и Эстонией сделало состояние советско-румынских переговоров единственным препятствием к подписанию парафированных пактов с Польшей и Францией. В Москве убедились, что правительство Тардье не пойдет на подписание без Польши и Румынии, а «маршал Пилсудский пригрозил Румынии самостоятельным подписанием пакта с нами в случае дальнейшего упорства» [1102]. Вдогонку неофициально выехавшему в Берлин Литвинову была направлена телеграмма с указанием не отказываться от польского посредничества для возобновления переговоров о договоре ненападения с Румынией [1103]. На встрече Литвинова с Залеским было условлено, что МИД Польши побудит нового министра иностранных дел Румынии Н. Титулеску, зарекомендовавшего себя ярым защитником прав Румынского Королевства на Бессарабию, согласиться официально возобновить советско-румынские переговоры. В преддверии польско-румыно-советских консультаций 2-м Западным отделом НКИД был подготовлен текст Договора о ненападении между СССР и Румынией, в котором были зафиксированы положения, согласованные в Риге окончательно или ad referendum, а также предложения сторон. Этот документ был сообщен в ЦК ВКП(б) и явился дополнительной основой дальнейших бесед между Литвиновым и Залеским.

23 июня 1932 г. польский министр сообщил о готовности Титулеску к поиску компромисса и вручил Литвинову выработанный МИД Польши новый проект пакта ненападения между СССР и Румынией. Ознакомившись с ним, нарком обратил внимание собеседника на «неприемлемость 1-й статьи и на отсутствие всякого упоминания о спорных вопросах». «Когда я сказал Залескому, что если Румыния будет настаивать на неупоминании спорных вопросов, то из переговоров ничего не выйдет и что придется вернуться к вопросу подписания советско-польского пакта, Залеский промолчал, из чего заключаю, – докладывал Литвинов в Москву, – что он такую возможность предусматривает» [1104]. Нарком намеревался при последующей встрече с министром вручить ему заготовленный контрпроект договора.