Михаил Колесов: От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции

Но нельзя, читая «Записки» о революционных мечтах партизанских вождей, не поймать себя на мысли о том, что я уже об этом где–то слышал. И не откуда–то из далече доносятся весьма похожие мысли, раздумья, мечтания. Они напоминают мне мою собственную, некогда Большую страну в тот драматичный момент ее истории, когда она явила миру самую Великую и самую трагическую революцию.

Попытаемся заглянуть в истоки процесса, именуемого революцией. Теперь уже не глазами латиноамериканца (изнутри), а предпримем попытку посмотреть на него как бы со стороны, т. е. менее эмоционально, и более взвешенно. Очевидно, ему должно предшествовать некое общественное состояние неудовольствия существующим положением вещей. Недовольство означает, что в обществе что–то не так. Однако, недовольство недовольством, а революция — это нечто совершенно иное. Люди могут испытывать недовольство в отношении того или иного аспекта — крестьяне в отношении цен на сельскохозяйственную продукцию, рабочие в связи с низкой зарплатой или ввиду безработицы, интеллигенция по поводу недостатка свободы, бизнесмены в отношении коррупции, и т. д. однако, если не существует определенной организации, способной сфокусировать их недовольство, то, скорее всего оно ни к чему не приведет. Беспорядки и волнения сами по себе не влекут к падению режима; для того, чтобы это произошло, абсолютно необходима организационная работа. В отсутствии организационных альтернатив сопротивление чаще всего выражается в форме апатии и безразличия. Недовольство может привести к насилию — уличным беспорядкам и забастовкам — однако без организации до революции дело не дойдет. Как же возникают такие организации? Кто их создает? Здесь нам не обойтись без выяснения роли такого структурного элемента общества как интеллигенция.

Интеллигенты практически везде выражают недовольство существующим положением вещей. Бытует расхожее мнение, что интеллигенция имеет призвание быть оппозицией к существующей власти. Быть интеллигентом и быть приверженцем власти — признак дурного тона. Это объясняется тем, что представители интеллигенции имеют хорошее образование, знакомы с широким спектром социальных теорий, многие из которых носят утопический характер. Университетская профессура, журналисты, юристы, деятели культуры и искусства и другие, кто имеет дело с идеями, зачастую испытывают профессиональный интерес к критике системы. Если бы все представлялись в полном порядке, тогда бы не о чем было говорить или писать. Интеллигенты, как правило, не бедные люди, однако редко бывают богачами. Отсюда — они склонны без симпатии относиться к тем, кто лучше обеспечен материально, но не столь умен как они — к бизнесменам и правительственным чиновникам.

Подобные факторы предрасполагают некоторых интеллигентов — но ни в коей мере не всех и даже не большинство из них — к развитию в себе того, что можно было бы назвать «революционной верой» в то, что имеющаяся общественная система может быть заменена чем–то гораздо лучшим и совершенным. На наш взгляд, революции начинаются, прежде всего, с такого «горения в умах людей». Простой народ, простые рабочие и крестьяне редко проявляют интерес к абстрактным идеологиям интеллигентов; они стремятся лишь к улучшению своего материального положения. Однако именно идеалистические убеждения интеллигенции представляют революционным движениям тот цемент, который скрепляет их вместе, те цели, на которые они направлены, а также прослойку их руководителей.

Интересно отметить, что у истоков и у руководства большинства революционных движений ХХ века стояли образованные люди. Ленин, сын провинциального работника просвещения, получил блестящее и разностороннее образование. Мао Цзэдун активно участвовал в создании Китайской коммунистической партии, будучи библиотекарем в Пекинском университете. Фидель Кастро имел юридическое образование, а его легендарный соратник Э. Че Гевара — диплом врача. Лидер движения «Сияющий путь» в Перу был университетским профессором. Руководители антишахской революции в Иране были выпускниками либо религиозных, либо светских высших учебных заведений.

Те, кто принадлежит к моему поколению, теорию революции изучали по Ленину. Мы накрепко усвоили такие ее составляющие как «учение о революционной ситуации», «о руководящей роли пролетарской партии», «о союзе рабочего класса с беднейшим крестьянством», «о диктатуре пролетариата», о том, что «всякая революция лишь тогда чего–то стоит, если умеет защищаться» и т. д. и т. п. В целом в прежнем моем мировоззрении Ленин представал как непревзойденный классик революции, ее теоретик и практик.