В Бурцев - Календарь Русской Революции (Октябрь)

Ю. Стеклов.

14.

1860. Устройство в Киеве первой в России воскресной школы, при участии проф. Павлова и попечителя Пирогова.

1878. Вооруженное сопротивление Коленкиной и Малиновской в Петербурге.

1903. Покушение на жизнь наместника Кавказа князя Голицына в Тифлисе.

-"- Забастовка на прядильно-ткацкой фабрике Анонимного Бельгийского О-ва в Костроме.

1905. На улицах в СПБ. расклеено объявление СПБ. генерал-губ.

Д. Ф. Трепова, в котором он заявляет, что войскам и полиции им отдан приказ немедленно и самым решительным образом подавлять попытки произвести беспорядки. При оказании же к тому со стороны толпы сопротивления холостых залпов не давать и патронов не жалеть". .

{271}

15.

1878. Арестованы Оболешев-Сабуров, Адр. Михайлов и много других "землевольцев".

16.

1905. Первая Всероссийская забастовка.

Великое народное движение, выразившееся в небывало грандиозной стачке, руководимой пролетариатом, но поддержанной широкими массами населения и отчасти даже буржуазии в узком смысле этого слова, породило взрыв энтузиазма как в России, так и за ее пределами.

Это важнейшее событие последних лет приходится рассматривать с двух точек зрения: с точки зрения роли, которую сыграла массовая политическая стачка в судьбах русской революции, и с точки зрения международной тактики революционного пролетариата. Уже самый ход стачки, ее невероятный размах переполнял сердца участников и сочувствовавших наблюдателей какой-то сладкой гордостью; коллективность выступила с неслыханною до того силою; неожиданно каждый почувствовал миллионы братьев рядом с собою, миллионы душ, настроенных в унисон, а от этого в душе каждого мощно звучал собственный протест, готовность, упование. И вместе с тем в воздухе была разлита тревога. Чувствовалось напряжение почти нестерпимое. Дышали горячкой. Говорили в самозабвении, стараясь себе и другим дать уверенность на место радостной, но жуткой тревоги. Слушали, готовые на все, и шумно расходились с митингов, спрашивая у себя, у осеннего неба, у каменных громад: "что же теперь будет?" И снова бежали на митинг воочию, на ощупь ощутить коллективность, согреться, создав общее пламя, и жадно слушать ответ на вопрос: что же будет? А промышленность стояла, Движение поездов прекратилось. Почта и телеграф были ненадежны и потом забастовали. Никто не мог сказать с уверенностью, что переживает армия и когда будет стрелять ружье.

И явился на свет знаменитый манифест 17-го октября. Чуть не все поголовно ему обрадовались. Чуть не все отнеслись к {272} нему, как к факту простому, ясному, между тем как дело только запутывалось этой кажущейся ясностью. Напряжение разрядилось, - это казалось главным для больших обывательских и полуобывательских масс. После дней задержанного дыхания, сердечной судороги, страстного ожидания - возможность широко вздохнуть, широким вольным кличем крикнуть:

"товарищи, победа, свобода!".

Потекли дни победы и свободы. Торжествовали пели, радостно манифестировали, Не сразу понимали кровавые вести, предполагали недоразумение. Порядочно крови нужно было, чтобы вытрезвились.

Либералы вообще радовались. Не только радостью живого организма, выпущенного из-под гнета судороги, но и радостью мудрых политиков.

Манифест открывал новую эру, простиралась перед ними новая дорога, казавшаяся ровною, легальною, мирною. С восторгом приветствовали они новые методы, парламентские словесные турниры, провожали в прошлое бурные дни массовой смуты, борьбы силою против силы, в которой они quantite nеgligeable. И такое настроение либералов находило отклик у обывателя, который вообще скоро устает, которому хочется тепленьких сереньких буден. Победили, ну и слава Богу, теперь легче будет жить, поживать, добра наживать. Настроение это было пагубно, но естественно неизбежно: существуют классы, которые могут быть рыцарями только на час.

Франц Меринг писал в "Neue Zeit": "Самый страшный момент - это момент первой победы, - утомление чувствуется сильное, торжество убаюкивает, и победители засыпает на первых взятых им окопах, а тут подстерегает его роковая судьба". Но революционеры не дремали. Они поняли, чего хотело правительство. Они видели ясно, что манифест есть не что иное, как пресловутый "клин" для раскалывания общества на непримиримое меньшинство и усталое, готовое с благодарностью получить синицу в руки большинство. Революционеры приняли 17 октября за перемирие и со всею энергией звали готовиться к беспощадному преследованию отступающего врага. Однако, каждая отдельная сила предполагает и стремится, а общая конъюнктура располагает и подытоживает. Либералы хотели призвать народ к мирной борьбе бюллетенем и парламентскими вотумами, но игра была им испорчена {273} революционерами, которые готовили прямой революционный натиск на твердыни пошатнувшейся власти.