Мариан Брандыс: Адъютант Бонапарта

Десятилетнее пребывание полковника-резидента в Вельске проходит относительно спокойно. Только раз омрачает его трагическая весть. В результате вспыхнувшей в Варшаве какой-то эпидемии в 1788 году умирает семнадцатилетняя Теодора Сулковская. Письмо, в котором скорбящий отец сообщает об этой утрате князю Антонию (князей Августа и Александра тогда уже не было в живых), звучит, как жалоба Иова: "Le temps passe, mes annees decoulent, et moi pauvre, je suis pionge dans les plus grands malheurs du monde" ["Время проходит, годы бегут, а я погружен в величайшие в мире горести" (фран.).].

Через три года после этого удара "pauvre diaclle" сводит счеты со своей незадавшейся жизнью. В завещании от 14 октября 1791 года он отказывает "любимому сыну графу Юзефу Сулковскому" две полковничьи сабли, несколько книг и сто дукатов наличными. Вероятнее всего, Юзеф так никогда этих ста дукатов и не получил. Но зато хотя бы получил еще одно письменное подтверждение своего законного происхождения.

Но это немногого стоит. С обильно документированным тезисом профессора Скалковского о законном происхождении Юзефа Сулковского не соглашается другой выдающийся специалист по этому периоду - профессор Шимон Ашкенази.

Опираясь на слухи, ходившие в XVIII веке и настойчиво повторяемые авторами воспоминаний, а также на анализ различных архивных документов, Ашкенази утверждает, что все документы, на которые ссылается Скалковский, были специально сфабрикованы князьями Сулковскими, чтобы скрыть настоящее происхождение Юзефа. По мнению автора труда "Наполеон и Польша", Юзеф Сулковский был побочным сыном "отца многих детей", авантюриста, мота и бабника - князя Франтишека де Паула Сулковского. Датой рождения Юзефа историк Ашкенази считает примерно 1770 год, следовательно, на три года раньше, чем это явствует из семейной переписки Сулковских.

Спор между двумя учеными ныне уже невозможно разрешить, поскольку Скалковский защищает свой тезис трудно опровергаемыми письменными документами, а Ашкенази выставляет против них многочисленные и достоверные заявления авторов воспоминаний той поры и устную семейную традицию, до последнего времени бытовавшую в родах Сулковских и Потоцких. Что ж делать, сомнения в том, кто был отцом того или иного исторического лица, возникали довольно часто. Ведь и основатель княжеской линии Сулковских, князь Александр Юзеф, также имел двух отцов: официального - бургграфа Станислава Сулковского и тайного - Августа II.

Но зато чрезвычайно редко в истории спорили относительно матери ребенка. Еще стародавнее положение римского гражданского права "mater semper certa est" [Мать всегда бывает установлена (лат.)] ясно говорило, что довод материнства не должен вызывать никаких сомнений. Но в случае с Юзефом Сулковским имелись и такие сомнения. Относительно его матери спорили еще больше, чем об отце. По этому вопросу имеются даже целых три научные гипотезы.

Последовательный Скалковский в согласии с документами считает законной матерью Юзефа девицу Келис, подопечную священника из Рааба.

Ашкенази иного мнения и из устных преданий, берущих начало в XVIII веке, развивает сенсационную фабулу, весьма благожелательно принимаемую биографами Сулковского.

Согласно Ашкенази, игривый князь Франтишек де Паула в период Барской конфедерации завязал роман с французской эмигранткой незнатного происхождения, которой, судя по всему, была та самая Маргерит-Софи де Флевиль, впоследствии жена графа Теодора. От этой связи Франтишека около 1770 года и появился Юзеф Сулковский. Спустя три года после рождения незаконного сына в жизнь князя Франтишека де Паула вторглась уже упоминаемая Юдыта Мария Высоцкая. Властолюбивая актриса, намеревающаяся стать княгиней, не терпела в пределах своего владычества никаких соперниц, даже поверженных. Очутившись под башмаком, сиятельный любовник вынужден был удалить мадемуазель де Флевиль с сыном и на время отослал их к старшему брату Александру в Вену. В дальнейшем по наущению своей новой супруги Франтишек де Паула в согласии со старшими братьями Августом и Александром сплел искусную интригу, дабы обеспечить в доме покой и застраховаться от осложнений, связанных с наследством.

Тут-то и воспользовались "счастливым" стечением обстоятельств, а именно тем, что у бедного родственника в далеком венгерском местечке Рааб умерла жена и маленький сын. Случай подкинуть ребенка был просто идеальный, и все произошло lege artis [По всем правилам искусства (лат.)], что не должно никого удивлять, гак как подкидывание незаконных детей относилось уже к родовым традициям князей Сулковских, а погрязший в долгах "pauvre diable" был человеком, которого легко подкупить (профессор Ашкенази обращает внимание на появляющееся в письмах с этого времени таинственное вспомоществование в размере двадцати пяти дукатов, которое "бедный сирота" из Рааба начинает регулярно получать от рыдзынского главы рода). По мнению отличного специалиста по той эпохе, этот семейный сговор в 1773 году привел к волшебной метаморфозе: