Дмитрий Волкогонов - Ленин (Глава 1)

Где бы Ленин ни находился: в горах Швейцарии, парижском кафе, Британской библиотеке, на вилле у Горького, он мог сколько угодно говорить, а главное, спорить о марксизме, его революционной сущности.

Маркс и Энгельс были теоретиками. Ленин их учение превратил в катехизис классовой борьбы. Как отмечал А.И.Куприн: "Для Ленина Маркс - непререкаем. Нет речи, где бы он не оперся на своего Мессию, как на неподвижный центр мироздания. Но, несомненно, если бы Маркс мог поглядеть оттуда на Ленина и на русский сектантский, азиатский большевизм, - он повторил бы свою знаменитую фразу: "Простите, месье, я не марксист".

Ленин "открыл" марксизм как символ и Библию освобождения людей от эксплуатации человека человеком и преклонения перед социальной справедливостью. Однако еще в самом начале, когда молодой Ульянов рассматривал лежащий в туманной дымке целый континент марксизма, он больше думал о власти на этом материке, чем о свободе от нее. То, что хотели увидеть либералы, экономисты, демократы в марксизме, для него казалось абсолютной ересью. Покоренные ослепительной святостью этого человека, мы долгие десятилетия видели то, что нам показывали. А показывали нам, в сущности, ленинский большевизм как разновидность российского якобинства и бланкизма.

83

Вечно только прошлое. В его тенях и призраках всегда хранится много тайн. Но там же немало и отгадок.

Надежда Крупская

В узком семейном кругу Владимира Ульянова были в основном женщины: мать, сестры, жена, мать жены. При отсутствии собственных детей и в силу особого отношения к нему в семье с детства, Ульянов был постоянно в эпицентре женской заботы родных.

Российские социал-демократы "женским вопросом" занимались в основном в рамках облегчения социального положения женщины в обществе. Нравственные грани политических программ были размыты, подчинены прагматическим интересам текущего момента. Когда-то в своих "Элементах идеализма в социализме" В.И.Засулич заметила, что у марксизма нет "официальной системы морали"73. Пролетариат и все, кого мы называли социалистами, ценили прежде всего солидарность и преданность идеалам. Да и сам Ленин в своей знаменитой речи на III съезде РКСМ сформулировал духовное кредо людей новой формации: нравственно все то, что служит делу коммунизма.

Мы все (включая, естественно, и автора книги) видели в этом тезисе мудрость высшего порядка, не желая понимать, что такой подход глубоко аморален. При помощи него можно оправдывать любые преступления против человечности и самые тривиальные политические злодеяния. И оправдывали. Не только в полночь сталинской эпохи (конец тридцатых годов), но и в более ранние и более поздние времена.

...Дзержинский в ноябре 1920 года докладывал Ленину, центральным властям: "Сегодня прибыли в Орел из Грозного 403 человека мужчин и женщин казачьего населения возраста 14-17 лет для заключения в концлагерь без всяких документов за восстание. Принять нет возможности, ввиду перегруженности Орла..."74 Ленин не возмутился, не пресек, не остановил преступление в отношении "мужчин и женщин 14-17 лет"... Оставил лаконичное: "B архив". Конечно, можно сказать, впрочем, и говорят, что "время было такое", что надо "смотреть на вещи в контексте исторической об

84

становки" и т. д. Нет, все это далеко не так. Есть универсальные и вечные категории Добра, Справедливости, Свободы, которые были "в цене" всегда. Апологетика насилия как универсального средства решения социальных и политических проблем, взятого большевиками на вооружение, диктовала подобные решения: "В архив".

У этих людей, решавших судьбы миллионов, тоже была личная, "частная" жизнь. Как у людей интеллигентных (если речь идет о вождях русской революции), она была обычной, либерально-спокойной. Правда, поздний социал-демократический большевизм внес в семейную жизнь немало ханжества и лицемерия. Считалось нравственным вмешательство партийных органов в семейные дела, но осуждались в основном поступки, которые были "на виду". В общем, часто руководствовались правилом мольеровского Тартюфа: кто грешит в тиши, греха не совершает. И хотя официально осуждалось "непролетарское отношение к семье", нередко сами "судьи" (Троцкий, Каменев, Бухарин, многие другие) боролись печатно за крепость нового быта уже не с первыми в браке женами.

Главные беды в политике случаются не только от содержания интересов, но и от того, насколько крепок союз с моралью. Но, увы, политика редко соседствует с моралью. Судьба Ленина и его дела - наглядное (далёко не единичное) проявление. А.Н.Потресов, восемь лет встречавшийся с Ульяновым (1895-1903 гг.), а иногда, ведя с ним, как, например, в Мюнхене, молодым и начинающим, "почти совместную жизнь", смог сделать очень важные для понимания российского вождя выводы. Ленин, вспоминает Потресов, давно начал "отбор человеческого материала" и в конце концов "собрал много энергичных, смелых и способных людей, наградив их, однако, и недобрым качеством моральной неразборчивостью, часто моральной негодно-стью и непозволительным авантюризмом". Далее Потресов пишет, что "болезнь и смерть избавили Ленина от печальной участи до конца расхлебать кашу... заваренную во славу того аморализма, который представлялся ему таким целесообразным..."75.