Дмитрий Волкогонов - Ленин (Глава 2)

Другого не следовало и ожидать. Но для Ленина отягчающим обстоятельством явилось то, что Киселев "был плехановцем"...

Соприкоснувшись с российской действительностью, Плеханов мог ужаснуться, ибо тезис о диктатуре пролетариата в Программе РСДРП был и его детищем. Он мог ужаснуться и тому, что говорил ранее. Например, Плеханов не раз утверждал, что "благо революции - это высший закон", а по существу, способствовал открытию шлюзов для беспредела насилия. В начале девятисотых годов Плеханов считал идею парламентаризма производной от успехов революции и интересов пролетариата. Старый социал-демократ не мог не переживать от того, что в начале века утверждал: если после революции парламент окажется "плохим", его можно разогнать "не через два года, а через две недели". По сути, этим плехановским рецептом большевики и воспользо-вались в 1918 году, ликвидируя Учредительное собрание.

Плеханов прошел через мучительную переоценку многих своих прежних взглядов. В этом они с Лениным коренным образом отличались друг от друга. Ленин в главном, основном, абсолютно не изменился до конца своих активных дней. Плеханов же эволюционировал в последний год

167

своей жизни исключительно стремительно, подобно юноше, как будто боясь, что не успеет измениться в соответствии с требованиями уже не XIX, а XX века... Валентинов вспоминает, что по приезде в Москву Плеханов попросил организовать для него и Засулич поездку на Воробьевы горы. Через несколько дней в сопровождении группы единомышленников Г.В.Плеханов с супругой и В.И.Засулич отправились на автомобилях на самое высокое место Москвы. Плеханов и Засулич сфотографировались около колонны со старинной разбитой садовой вазой с барельефом. От обеих фигур веяло трагическим. Снимки получились прекрасными и печальными. Валентинов пишет, что Плеханов, волнуясь, вдруг сжал руки Засулич: "Вера Ивановна, 90 лет назад приблизительно на этом месте Герцен и Огарев принесли свою присягу. Около сорока лет назад в другом месте - вы помните? - мы с вами тоже присягнули, что благо народа на всю жизнь будет для нас высшим законом. Наша дорога теперь явно идет под гору. Быстро приближается момент, когда мы, вернее, кто-то о нас скажет: вот и все. Это, вероятно, наступит раньше, чем мы предполагаем. Пока мы еще дышим, спросим себя, смотря друг другу в глаза: выполнили ли мы нашу присягу? Думаю, мы выполнили ее честно. Не правда ли, Вера Ивановна, честно?"117

Вера Ивановна разволновалась...

Восемь месяцев спустя Плеханов умер, а вскоре за ним и Засулич...

В июле 1921 года Семашко внес в Политбюро вопрос о "постановке памятника Плеханову". Решение Политбюро, зафиксированное в протоколе № 52 от 16 июля, было положительно-нейтральным. Инициатива перекладывалась на плечи инициатора:

"Принять предложение т.Семашко об оказании содействия в постановке памятника (сговориться ему с Петроградским Советом...)"118

Вскоре встал вопрос о помощи семье Плеханова, оказавшейся в трудном положении. Ленин, не забывший, каким кумиром в молодости был для него этот человек (и неопасный совершенно теперь, в силу кончины и быстрого полузабвения), предложил из фонда СНК выделить "небольшую

168

сумму". На том и порешили. Ленин, Каменев, Зиновьев и Сталин решением Политбюро от 18 ноября 1921 года постановили выдать семье Плеханова 10 тысяч франков в виде единовременного пособия. А заодно помочь и семье Либкнехта, но более существенно: 5 тысяч рублей золотом119. Только Ленину ведомо, почему семье патриарха российских социал-демократов помогли легковесными бумажными франками, а семье немецкого социалиста полновесными золотыми червонцами. Может быть, и потому, что вдова Карла Либкнехта Софья Рысс (Либкнехт) была настойчивее в своих просьбах? В своем письме к Ленину она молила:

"...У отца было состояние в Ростове-на-Дону (3 дома, акции) - около 3 млн. рублей. На мою долю пришлось бы около 600 тысяч рублей, но дома национализированы. Выдайте мне около 1 млн. 200 тыс. марок для меня и детей...

Мне нужно освободиться от материальной зависимости... я задыхаюсь от забот... Обеспечьте этой круглой суммой раз навсегда, я умоляю Вас!

Ах, освободите меня от зависимости - дайте мне вздохнуть свободно. Только не наполовину, а совсем.

Уважающая Вас Софья Либкнехт"120.

Ленин, согласившись на пять тысяч золотом, начертал: "Секретно, в архив".

Правда, Г.Е.Зиновьев еще до этого послал С.Либкнехт коробку награбленных драгоценных камней на сумму 6,6 тысяч гульденов и 20 тысяч марок...