А Волков: Римляне

Андрей Николаевич. Он уже сделал свой выбор, и я не знаю, что предложить ему взамен... Книги? Глупо, они не читают книг. Вы были последним читающим поколением в этой стране... Бульварщина не в счет. А что еще?

Татьяна. В наше время человек уходил в армию, и там ему худо-бедно вправляли мозги.

Андрей Николаевич. А это уж совсем, прости меня, чушь собачья! Тем более сейчас, когда против диверсантов, террористов, обученных и, главное, обстрелянных, выставляют мальчишек... И эти недоросли покорно идут, совершенно не представляя себе, что это такое и чем это может для них кончиться.

Татьяна. Я не об этом.

Андрей Николаевич. Бедные матери... Протестуют, организуют комитеты, едут, разыскивают и получают наглухо заваренные ящики с мутным пластиковым окошечком в крышке.

Татьяна. Неужели все бессмысленно?.. Неужели все, что нам остается, это покорно ждать неизвестно чего?

Андрей Николаевич (задумчиво). Делай что должно, и пусть будет что будет - так, кажется?

Татьяна (возбужденно). Нет-нет, ни за что... (Ходит по веранде.) Это если ты совсем один, сам по себе, ни за кого не отвечаешь - тогда, пожалуйста: хоть на необитаемый остров, на Луну, на Венеру...

Андрей Николаевич. Я поговорю с ним.

Татьяна. Сделай это, я тебя умоляю... Расскажи ему свою жизнь, постарайся увлечь его чем-нибудь, я не знаю...

Андрей Николаевич. Я постараюсь.

Пауза.

Татьяна (cмотрит на небо поверх цветущих яблонь). Вот и тучка набежала.

Андрей Николаевич. К вечеру обещали дождь, а они в последнее время редко ошибаются.

Пауза.

Андрей Николаевич. Многие вещи невозможно объяснить на словах... Кто я для него?

Старик. А ему двадцать лет, до тридцати еще так далеко, а сорок и далее просто теряются в дурной бесконечности... Все это прекрасно знают, и при этом каждый почему-то считает себя исключением - почему?.. Ты говоришь: отнять машину? Нет ничего проще, отгоню на станцию техобслуживания, и дело с концом. А дальше что?.. Сейчас он хоть среди ночи, хоть под утро, но все-таки возвращается, а тогда он может просто исчезнуть в городе... У него наверняка есть girl-friend, и, может быть, даже не одна...

Татьяна. И ты так спокойно говоришь об этом...

Андрей Николаевич (усмехается). Давай без ханжества. Антон живет в грубом и жестоком мире. Может быть, в этом есть и моя вина, может быть, я был недостаточно внимателен к нему...

Татьяна хочет что-то возразить, но Андрей Николаевич делает предупредительный жест и продолжает говорить.

Андрей Николаевич. Молчи, я все знаю, и ты не скажешь мне ничего нового!.. Да, иногда мне следовало быть жестче, тверже, решительнее, но я боялся подавить человека... Это ведь так просто: нельзя и все - ша!.. А что получается? Робкое забитое существо, раб, да-да, именно так! Он только с виду похож на человека, а внутри он весь сморщенный, скрюченный в три погибели - тело выросло, а душа так и не родилась, зачахла в утробе...

Татьяна. Ну зачем ты так говоришь, зачем?..

Андрей Николаевич (продолжает). А все эти секты: свидетели Иеговы, кришнаиты, адвентисты, мунисты - кого только нет!.. Почему? Они же так хотели свободы, проклинали коммунистов, Сталина, Советскую власть - ну так живите! Кто вам теперь мешает?..

Татьяна. Ты у меня спрашиваешь?

Андрей Николаевич. Гениальный Достоевский: и будут искать, кому поклониться, кому отдать свой хлеб, чтобы вновь, изголодавшись, получить его из этих же самых рук!.. Но кто сейчас читает Достоевского?..

Татьяна. Антон читал.

Андрей Николаевич. Что? "Подростка"?.. Или, может быть, "Игрока"?.. У Достоевского много соблазнов. Он весь - сплошной соблазн, и к черту все десять заповедей!..

Татьяна (сдерживаясь). Андрей, прекрати, я прошу тебя!

Андрей Николаевич (громко смеется). Все дозволено, все!.. Бог умер человек может вздохнуть свободно и творить все, что ему вздумается!.. А как же загробная жизнь? Карма? А это все имеется! (Хохочет.) Астральное тело, эдакая туманность, которая иногда через дисплей общается с родственниками, друзьями и преданными соратниками!.. (Хохочет громко, заразительно, но в смехе его порой проскакивают злые, жесткие нотки. Резко обрывает смех и после короткой паузы почти спокойно продолжает.) Жаловались: не дают сказать, запрещают, не пускают... Я как-то сказал одному такому: я разрешаю - говори... В ресторане Союза, тихо, шепотом, в самое ухо: я разрешаю - говори!..

Татьяна. Кому?

Андрей Николаевич (отмахиваясь). Неважно. Не помню... Какая разница?.. Ты все равно не знаешь... Двести сорок тысяч только партийных взносов... Из Парижа прикатил на такси... Менял машину на каждой границе: ему, понимаешь, Европу захотелось увидеть поближе, из окна дорожной коляски!.. Русский путешественник!