Марина Федотова - Москва. Автобиография

Разыскивал о происхождении имени Москвы и ученейший академик немец Байер. Не зная русского языка, он толковал, что имя Москвы происходит от мужского монастыря – Моsсоe от Мus (муж) и Мuseс (мужик). Кроме того, Татищев утверждал, что «имя Москва есть сарматское, значит крутящаяся или искривленная, от того, что течением весьма излучины делает, да и внутрь Москвы их не скудно». <...>

Между тем деревенская простодушная Москва... гадала об Олеге, но не забывала и настоящей правды о князе Юрии Владимировиче.

Известна и так называемая крутицкая легенда об основании Москвы.

По всему вероятию под влиянием той же пришлой учености, пребывавшей, как известно, и на Крутицах, сочинено было другое сказание об основании города Москвы, по которому это основание приписывается князю Данилу Ивановичу.

«В лето 6714 (1206 г.) князь великий Данило Иванович после Рюрика короля Римского 14 лето пришел из Великого Новгорода в Суздаль, и в Суздале родился ему сын князь Георгий и во имя его созда и нарече град Юрьев Польский и в том граде церковь веленную созда во имя Св. Георгия каменную на рези от подошвы и до верху. И по создании того храма поехал князь Данила Иванович изыскивати места, где ему создати град престольный к Великому княжению своему и взял с собою некоего гречина именем Василья, мудра и знаюша зело и ведающа, чему и впредь быти. И въехал с ним в остров (лес) темен, непроходим зело, в нем же бе болото велико и топко, и посреде того острова и болота узрел князь Великий Данила Иванович зверя превелика и пречудна, троеглава и красна зело <...> и вопросиша Василия гречанина, что есть видение сие пречуднаго зверя? И сказа ему Василии гречин: Великий княже! на сем месте созиждется град превелик и распространится царствие треугольное и в нем умножатся различных орд люди... Это прообразует зверя сего треглаваго, различные на нем цвета, то есть от всех стран учнут в нем люди жити... Князь же Данила Иванович в том острову наехал посреде болота островец мал, а на нем поставлена хижина мала, а живет в ней пустынник, а имя ему Букал и потому хижина словет Букалова, а ныне на том месте царский двор. И после того князь Данило Иванович с тем же гречином Василием спустя 4 дни наехал на горы (крутицы), а в горах тех стоит хижина мала, и в той хижине живет человек римлянин имя ему Подон... Возлюби князь великий место сие, восхоте дом себе устроити... Той же Подон исполнен Духа Святого и речь говорит: Княже! не подобает тебе здесь вселиться, то место Дом Божий: здесь созиждут Храм Божий и пребудут архиереи Бога Вышнего служители. Князь же Данило Иванович в шестое лето на хижине Букалове заложи град и нарече имя ему Москва, а в седьмое лето на горах Подонских на хижине Подонове заложи церковь Всемилостивого Спаса. И в 9 лето родися у него два сына князь Алексей и князь Петр. Он же князь великий Данило Иванович вельми любя сына Алексея Даниловича, во имя его созда град к Северу и нарече имя ему Олексин и там обрете в острове мужа именем Сара земли Иверской свята и благоговейна зело и на его хижине заложи град Олексин. И по девятом лете приде из грек епископ Варлам к князю Данилу Ивановичу и многия чудотворны мощи с собою принесе; и князь Данило Иванович принял его с великою честию и любовию и повеле ему освятити храм на горах Подонских и да ему область Крутицкую и нарекома его владыкою Сарским и Подонским: тако нарекошася Крутицы».

Очень явственно, что это сказание сочинено на Крутицах каким-либо досужим мирянином или церковником, однако не совсем знакомым с тогдашней ученостью, которая могла бы пространнее рассказать о зачале Москвы с непременным упоминанием о Мосохе. К тому же сочинитель указывает, что он был родом или житием от города Алексина.

Самое же популярное предание, в нескольких вариантах, безусловно, связано с именем Степана Кучки .

Неученые москвичи не умели складывать сказки по вольному замыслу, как составлена эта крутицкая сказка, и держались в своих литературных опытах старого обычая летописцев, приставляя непременно к своему рассказу и лета событий. Единственным образцом для их писательства была именно не чужая, а своя родная летопись. Других образцов они не знали и, подражая летописцам, вносили в свои повести ходившие в народе предания и несомненные остатки уже забытых песенных былин.

Таким характером отличается самая обстоятельная по составу повесть «О зачале Московского княжения, како зачало бысть, а ныне великий пресловущий и преименитый царствующий град сияет».