Марина Федотова - Москва. Автобиография

В конце правления Алексея Михайловича в Москве был поставлен первый театральный спектакль. Якоб Рейтенфельс писал :

Не только далекое расстояние меж странами, но и образ мыслей, и общественные законы до настоящего времени препятствовали тому, чтобы нравы московитов стали одинаковыми с нравами чужеземцев. Поэтому их государи не допускали, даже для самих себя, принятые в других странах развлечения в царской жизни от забот и, конечно, подавали пример к сему и подданным. Из домашних забав они, главным образом, занимаются охотою, привыкнув весело ловить диких зверей в лесах посредством облавы, или по усердному гону ученых псов, или посредством быстрого полета сокола, или, наконец, выстрелом из фузеи или лука. Алексей же, если и отправляется иногда куда-нибудь за город исключительно ради отдыха душевного, предпочитает пребывание в саду за городом – у него имеется таковой, громадных размеров и, принимая во внимание суровый климат страны, довольно пышный, – или в какой-либо царской вотчине. Он же разрешил несколько лет тому назад иностранцам, проживающим в Москве, дать ему театральное представление, состоящее из пляски и «Истории» об Агасфере и Есфири, драматически обработанной. Дело в том, что, наслышавшись от многих послов, что перед европейскими государями часто даются театральные представления с хорами и иные развлечения ради препровождения времени и рассеяния скуки, он как-то неожиданно приказал представить ему образчик сего в виде какой-нибудь французской пляски. Поэтому, вследствие недостатка времени, в одну неделю, со всевозможной поспешностью, было приготовлено все нужное для хора. Во всяком другом месте, кроме Москвы, необходимо было бы просить пред началом у зрителей снисхождения к плохому устройству, но русским и это казалось чем-то необыкновенно художественным, так как все – и новые невиданные одежды, незнакомый вид сцены, самое, наконец, слово «иноземное», и стройные переливы музыки – без труда возбуждало удивление. Сперва, правда, царь не хотел было разрешить музыки, как нечто совершенно новое и, некоторым образом, языческое, но когда ему поставили на вид, что без музыки нельзя устроить хора, как танцовщикам нельзя плясать без ног, то он несколько неохотно предоставил все на усмотрение самих актеров. На самое представление царь смотрел, сидя перед сценой на кресле, царица с детьми – сквозь решетку или, вернее, сквозь щели особого, досками отгороженного помещения, а вельможи (из остальных никто более не был допущен) стояли на самой сцене. <...>

В этот же день, субботу на масленице, царь устроил также на Москве-реке, покрытой льдом, травлю, в которой боролись между собой громадные, английские и других пород, собаки с белыми медведями из страны самоедов. Зрелище было крайне забавное, так как и те и другие часто не могли удержаться на ногах на сем скользком помосте. Вечером же царь ходил туда же смотреть на летающие потешные огни.

В 1667 году на Дону начал « гулять » казацкий атаман Степан Разин, сумевший впоследствии собрать многочисленное войско и

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Это был человек весьма жизнелюбивый и, так сказать, колоритный, как явствует из челобитной, обращенной к Борису Годунову: «Государю царю и великому князю Борису Федоровичу всея Руси нищие твои богомольцы игумен Сквородского Михайлова монастыря Алексей, да чернецы соборные... да келарь, да казначеи и вся братия Михайлова монастыря бьют челом и извещают на бельца Федора сына Савельева Коня. Живет тот Конь не по чину по монастырскому. В церкви Божие, государь, не ходит и из казны и из погребов и сушила всякие запасы проводит к себе в келью. И сам есть безбожник... а в монастырь, государь, Михайлов, приехав, меня, игумена честного, и старцев соборных лает б..скими детьми, а иных, государь, и из собора выметал и в поле разогнал, а прочую, государь, братию, служебников и крылошаня, колет остцом и бьет плетями и без нашего игуменского и без старческого совета... И после Ефимона на погребе пьет сильно и тебе, государю, хочет оговаривать ложью старцев и всю братию...»