Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло

Относительно медленные темпы событий объясняются всё той же застарелой заразой – разногласиями в руководящей среде… К тому времени мало кто из русских бояр, князей и церковных иерархов не замарал себя теми или иными изменами, и единодушия и согласия достичь было теперь непросто. Несмотря на все смутные годы, далеко не все мыслили в русле государственных проблем – вопрос о будущем царе заранее волновал князей и бояр больше, чем задача скорейшего изгнания интервентов.

Пример Пожарского был в этом отношении не типичным, но князь и не относился к избранной родовой знати, хотя и принадлежал к потомкам удельных князей Стародубских. В 1608 году он разбил под Коломной поляков, окружающих Москву с целью блокады… В 1609 году руководил обороной Зарайска… В московских боях марта 1611 года у Пушечного двора на Лубянке Дмитрий Михайлович был тяжело ранен и вывезен в Троице-Сергиеву лавру. Общественное поведение князя Пожарского оказалось безупречным, потому он и был избран военным руководителем Народного ополчения.

Имена владимирца Дмитрия Пожарского, нижегородца Кузьмы Минина и костромича Ивана Сусанина, ценой своей жизни заведшего в зимнюю чащобу на гибель отряд поляков, стали личностным противоположением Смуте. Этот ряд имён сформировали не пропагандисты, а сама жизнь, которая тогда была равнозначна истории. И этот ряд оказался глубоко символичным: когда в решении одной задачи соединились представитель элиты, посадский человек и простой крестьянин-патриот, результат оказался успешным и выдающимся.

Теперь России предстояло определить свой будущий политический облик. Ясно было, что пост-смутная Россия будет самодержавной, однако кто примет на себя шапку Мономаха после всех испытаний, было пока неясно.

Неясно было и то, как будет дальше развиваться Россия и будет ли она развиваться так, как этого требуют вызовы времени – ведь Смута, хотя и длилась чуть более десятка лет, породила целый комплекс негативных и непросто решаемых проблем.

При всём при том, говорить о новой точке бифуркации русской истории было бы неверно. Такая точка пришлась на эпоху Ивана Грозного и была пройдена при его личном выдающемся участии благополучно, направив ход русской истории по восходящей. Временный спад во время Смуты был именно временным, он не мог не быть преодолён русским народом, и он был преодолён.

Смутное время от смерти Бориса Годунова до воцарения на русском троне первого Романова – Михаила, не могло не закончиться так, как оно закончилось, то есть – изживанием Смуты и восстановлением принципа централизации и служения России.

Однако произошло это не сразу.

При штурме Кремля осенью 1612 года Москва в очередной раз сгорела. Немецкий наёмник Конрад Буссов, служивший у обоих Лжедмитриев, в своей «Московской хронике» писал: «Великая столица Руси за два дня покрылась сплошь пеплом и грязью. Уцелели только каменные храмы и царский двор. Остальные постройки были из дерева и сгорели дотла, включая внешнее кольцо крепостных стен…». И русской столице приходилось вновь начинать на пожарище – на пожарище в прямом смысле слова.

Тем не менее, 27 октября 1612 года в Москве начал работать вновь созванный «из всех сословий» Земский собор, задачи которого были разнообразны, но главной был, конечно, выбор нового царя.

Считается, что избрание Михаила Фёдоровича Романова – сына насильно постриженного Годуновым Фёдора Романова, внука Никиты Романовича Юрьева-Захарьина и двоюродного племянника царя Фёдора Иоанновича, состоялось «единогласно». Однако это сомнительно уже потому, что окончательно кандидатура Михаила определилась лишь 21 февраля 1613 года, а 14 марта 1613 года в костромской Ипатьевский монастырь, где вместе с матерью Марфой жил 16-летний Михаил, явились московские послы – просить Михаила на царство.

Официозы позднее утверждали, что «Марфа с гневом говорила главным послам – Рязанскому архиепископу Феодориту и боярину Фёдору Шереметеву, что русские люди измалодушествовались в годы смуты, часто изменяли своим правителям, и что она не может отпустить сына на царство…». В данном случае официозная версия очень похожа на то, что было на самом деле, ибо основания у Марфы бояться за сына были. К тому же, отец Михаила – будущий патриарх Филарет, находился тогда в польском плену.

Скорее всего, избрание Михаила стало очередным компромиссом – в первые годы царь правил с помощью Земского собора, где сменяющиеся выборные представители обсуждали и одобряли царские указы. Однако контрпродуктивная роль боярства в закончившейся Смуте была с одной стороны, так велика, а с другой стороны, так очевидна, что большой воли боярской спеси тогда, похоже, не давали – ей пришлось надолго поджать хвост.