Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

После ссылки Шелгунов участвовал в создании подпольной „искровской“ типографии в Баку, потом работал в столичном комитете большевиков. В декабре 1905 года его арестовали, и в тюрьме он потерял зрение. Тем не менее он остаётся в партии, в 1911 году дважды арестовывается как редактор легальной большевистской газеты „Звезда“, участвует в создании „Правды“, в 1913 году высылается административно на Северный Кавказ…

Шелгунов носил чёрные очки незрячего, а провидел будущее России лучше записных университетских профессоров.

Ставский – не псевдоним, это и есть 25-летний Иван Ставский (1877–1957), член партии с 1898 года, рабочий-оратор, в ноябре 1902 года один из руководителей стачки в Ростове-на-Дону, позднее – большевик. Надежд Ленина Ставский впоследствии особо не оправдал, но он эти надежды, всё же, подавал…

„Миша наборщик“ – 22-летний Л. Д. Махлин (1880–1925), пришедший в революцию в 20 лет. Он стал агентом „Искры“, как искровец большинства был делегатом II съезда от Екатеринослава, но после съезда примкнул к меньшевикам. Работал в Вильно, Двинске, Петербурге, после поражения революции 1905 года эмигрировал и вернулся в Россию лишь в 1919 году, был принят в РКП(б), занимался профсоюзной и хозяйственной работой. Он недолго находился на орбитах партии Ленина, но, во всяком случае, находился.

А молодой, очень энергичный и способный товарищ из Лондона по кличке: „Перо“ – это 23-летний Лев Бронштейн, вошедший в историю под именем, в особых представлениях не нуждающемся, – „Троцкий“.

Вот такие пять имён, пять судеб – разных, но общих в том, что они так или иначе были связаны с судьбой и деятельностью Ленина.

Те, кто его окружал – и те, кто сохранил верность ему, и те, что с какого-то момента отошли от него или попросту предали, – были не ангелами, а людьми со своими слабостями, кто – с мелкими, а кто – и с крупными.

Терять было больно, приобретать – радостно, и Ленин полной мерой получил от жизни и первое, и второе…

Знаменитая Клара Цеткин оставила нам интереснейшие записи нескольких откровенных бесед с Лениным, в том числе – осенью 1920 года в его кабинете в Кремле. Тогда Ленин, кроме прочего, сказал:

– Вы ведь знаете молодого товарища XYZ. Прекрасный, высокоодарённый юноша! Боюсь, что несмотря на всё, ничего путного из него не выйдет. Он мечется и бросается из одной любовной истории в другую. Это не годится ни для политической борьбы, ни для революции. Я не поручусь также за надёжность и стойкость в борьбе тех женщин, у которых личный роман переплетается с политикой, и за мужчин, которые бегают за всякой юбкой и дают себя опутать каждой молодой бабёнке… [285]

Каждый раз, читая эти строки, я думаю – не сластолюбивого ли Бухарина имел в виду Владимир Ильич?

Правда, в 1920 году Бухарину было уже тридцать два года – возраст не очень-то юношеский, но – с другой стороны, это мнение Ленина на удивление подходит к Николаю Ивановичу, весьма охочему до „молодятинки“…

Так или иначе, Ленин, как позднее и Сталин, умел прощать людям их маленькие слабости, но одного, как позднее и Сталин, не прощал – ренегатства, предательства дела партии. А поскольку делом большевистской партии было создание новой России – России для народа, то предательство партии означало для Ленина и предательство народа, предательство России.

Почти все, кто уверенно шёл за Лениным и с этого пути не сбился, не имели пороков , и прежде всего – таких отвратительных пороков как своекорыстие, самомнение и самодовольство, за которыми в политике следуют, как правило, и подлость, и предательство.

Если же кто-то сдавал и начинал любить не дело в себе, а себя в деле, то автоматически выбывал из числа тех, кто пользовался доверием и уважением Ленина.

Увы, на его пути случались, как уже сказано, не только первые, но и вторые.

4 августа 1902 года Ленин пишет в Цюрих старому товарищу В. А. Носкову („Борис Николаевич“) из Лондона в Цюрих:

„Дорогой Б. Н.! Получил оба Ваших письма и очень рад был узнать, что мнимые „недоразумения“ оказываются дымом…

Вы вот на наших „агентов“ жалуетесь. И мне захотелось поговорить с Вами на эту тему – очень уж она и у меня наболела. Поставьте себя так, чтобы говорить не „Ваши агенты“, а „наши агенты“, и тогда Вы будете говорить не об антипатичности наших агентов, а о недостатках нашего общего дела. Масса этих недостатков, и гнетёт она меня чем дальше, тем больше.

Теперь как раз подходит уже близко (чуется мне) время, когда вопрос встанет ребром: либо Россия поставит своих людей, выдвинет таких, которые придут на помощь нами дело исправят, либо… И хотя я знаю и вижу, что такие люди уже выдвигаются и число их растёт, но идёт это так медленно и с такими перерывами, а „скрип“ машины так рвёт нервы, что… иногда зело тяжело приходится.