Себастьян Хаффнер - Уинстон Черчилль

О таком моральном подъёме в эту мрачную позднюю осень 1899 года позаботился молодой Уинстон Черчилль.

Само по себе это приключение, которое его вызвало, вовсе не было чем–то особенным: он попал в плен, бежал и избежал поимки. Подобные вещи происходят во время войны каждый день. Однако в этот раз это был как раз единственный луч света в мрачной ночи, полной печальных сообщений — и кроме того, это была еще столь чудесная «история».

Сначала это была история нападения буров на британский бронепоезд, во время которого смелый молодой человек спас ситуацию или по меньшей мере наполовину спас. Он был — сенсация! — собственно говоря всего лишь военным корреспондентом, однако во всеобщей неразберихе он принял командование, — вторая сенсация! — отцепил локомотив, погрузил всех раненых и таким образом спас их. При попытке освободить с боем также остальную часть поезда он тогда — третья сенсация! — попал в плен. Его имя?

Четвёртая сенсация: лейтенант Черчилль, сын известного лорда Рандольфа Черчилля, автор популярных и весьма спорных военных книг!

Через пару дней пришло скорбное и ужасное сообщение — буры расстреляли молодого Черчилля. (Возможно, у них даже было на это право, поскольку он ведь в качестве журналиста и гражданского лица принимал участие в сражении. Тем не менее, у него самого достало смелости вместо этого требовать своего освобождения как журналиста и гражданского лица).

А через пару недель снова ликующее сообщение: Черчилль жив — более того, он на свободе, более того, он предпринял авантюрный побег!

И затем — история всё ещё не была закончена — все увлекательные детали этого побега: как он посреди вражеской столицы, не зная ни слова на местном языке, перепрыгнул через ограду лагеря, как он, не имея карты местности, лишь с парой плиток шоколада в кармане, блуждал несколько дней, запрыгнул на проходящий товарный поезд, как он спрятался в шахте, познакомился там с английским инженером (который к тому же происходил из Олдхэма, его избирательного округа!), как он в конце концов пробрался в нейтральный Мозамбик в угольном поезде, под кучами угля…

Не должно ли это было воодушевить все сердца, в особенности если не о чем больше было сообщать, кроме поражений и разочарований? Черчилль был теперь героем дня, и он вёл себя, совершенно как само собой разумеющееся, как ожидали люди от героя: он тотчас же снова восстановился в офицерах и в течение следующего полугода сражался во всей кампании, которая теперь постепенно повернулась к лучшему. А попутно он писал свои военные корреспонденции и всё объяснял — столь ярко, столь объёмно, столь понятно. Он объяснял также, почему сначала всё пошло так плохо, он говорил начистоту о закосневших генералах и путаниках в военном министерстве, он знал также, как следует это улучшить и сделать правильно — он кое–что понимал в войне, наш Черчилль! Когда в июле 1900 года была атакована Претория, он был в первом патруле, который безрассудно отважно вступил в неё — город ещё не пал — и освободил английских пленных из лагеря, из которого он тогда убежал. Большего блеска быть не могло. Вся страна говорила только о нём.

В октябре 1900 года — война с бурами казалась теперь выигранной, и правительство хотело использовать победное настроение — были новые выборы. И теперь Черчилль снова уволился из армии, в ореоле свое новой славы снова выдвинулся в своём прежнем избирательном округе Олдхэм, и в этот раз выиграл с блеском и славой. Он совершил это, он пробился, он был самым интересным новым человеком в новом парламенте, он был темой передовых статей, в конце концов. В течение этой зимы он жил в упоении от чувства собственного достоинства, чувства избранности и очаровывал каждого, кого он встречал. Коллега–журналист, с которым он разделил путешествие на судне из Южной Африки в Англию, вскоре после этого озаглавил полную энтузиазма портретную статью следующим образом: «Самый молодой человек Европы». Более не только Англии — Европы! И когда он зимой произвёл свое первое лекционное турне в Америку (ему всё ещё нужны были деньги), престарелый Марк Твен рекомендовал его в Нью — Йорке словами: «Дамы и господа, я имею честь представить вам Уинстона Черчилля: героя пяти войн, автора шести книг и будущего премьер–министра Англии». Это была ещё наполовину шутка, но уже только лишь наполовину; наполовину было это уже и серьёзно, и молодой Черчилль сам пожалуй принял её втайне совершенно серьёзно.