Георгий Куманёв - Говорят сталинские наркомы

Сразу после парада войска были погружены в эшелоны и отправлены в Москву для дальнейшего следования на фронт.

В середине ноября фашистская группа армий «Центр» возобновила операцию «Тайфун», т. е. генеральное наступление на Москву. И опять, как в октябре, наиболее опасным для нашей обороны стало вклинение немецких танковых и моторизованных дивизий северо- западней Москвы. Противник захватил город Клин на дороге Москва — Ленинград и продолжал распространяться вдоль этой дороги на юго–восток, а также на восток, к Савеловской дороге, к каналу Москва — Волга. Прорыв его подвижных соединений за канал выводил их на оперативный простор и грозил отрезать Москву от главной питательной артерии ее обороны — от восточных дорог.

Конец ноября — начало декабря в памяти моей не разделяются на дни и ночи. Все слито в едином бешенном ритме боевой работы, в режущем бессонном свете ламп, в мелькании лиц, в мерном пиканье телефонных зуммеров, в стремительных выездах на фронт, где снега, мороз, где на полнеба мертвенные зарницы орудийных залпов, где прямо в ночном поле выгружаются приведенные тобой эшелоны и сыпят искрами трубы паровозов.

В ночь на 26 ноября нам удалось быстро подать два с лишним десятка эшелонов к Серпухову, погрузить 7‑ю гвардейскую стрелковую дивизию и под огнем противника, который в некоторых местах обстреливал дорогу Серпухов — Москва не только артиллерийским, но и пулеметным огнем, перевезти гвардейцев в Москву и далее на север, на Клин, где они с хода вступили в бой.

Несколько дней спустя на том же клинском направлении, но ближе к Савеловской железной дороге возник очередной критический момент. Немцы захватили станцию Яхрома, подошли к городу Дмитрову, их передовые батальоны перешли по льду канал Москва- Волга и закрепились на плацдарме.

Меня вызвал Верховный Главнокомандующий. Приказал обеспечить незамедлительную переброску к месту прорыва авангарда 1‑й ударной армии, главные силы которой уже сосредотачивались северней Москвы. Командовал армией очень боевой товарищ, заслуженный воин генерал–лейтенант Василий Иванович Кузнецов. И когда мы организовали переброску одной стрелковой дивизии под Яхрому- Дмитров комбинированным маршем — сперва железной дорогой, затем автомашинами, Кузнецов лично с небольшой оперативной группой возглавил контрудар. Дивизия атаковала с хода, выбила фашистов с плацдарма и восстановила фронт. Я доложил об этом Сталину, и опять он потребовал, чтобы я убедился в этом лично.

Поехал. В маленькой деревушке разыскал генерала Кузнецова. Доклад военного коменданта подтвердился. Я спросил Кузнецова, почему он не доложил сам по начальству. Ни штаб фронта, ни Ставка ничего не знают о том, что его дивизия выбила немцев за канал. С добродушием опытного вояки он ответил:

— Откуда им знать, если не подали мне связи? Как доложить? Деревенским телефоном от тети Глаши к тете Наташе?

Вообще Василий Иванович, как я его потом узнал, был большой умница и талантливый военный человек.

Ну а что касается привычки Сталина перепроверять важные сведения с фронта, то привычка родилась, как говорят, не от хорошей жизни. Помимо плохой связи — в основном телефонной, причину надо искать и в неточных докладах, которые Ставка получала с мест. Особенно часто такие сведения поступали в первые месяцы войны…

Железнодорожники вместе с органами военных сообщений Красной Армии в решающий период обороны нашей столицы достойно справились с огромным объемом воинских перевозок. В то время как начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал Ф. Гальдер поспешил отметить 2 декабря 1941 г. в своем дневнике, что «сопротивление противника достигло своей кульминационной точки» и что «в его распоряжении нет больше никаких новых сил», наша Ставка ВГК в основном закончила переброску по железным дорогам стратегических резервов. Это позволило войскам Калининского, Западного фронтов и правого крыла Юго — Западного фронта 5–6 декабря 1941 г. перейти в контрнаступление. Как известно, сопротивление немецко–фашистских захватчиков на полях Подмосковья было сломлено, и они стали отступать, неся значительные потери.

Г. А. Куманев: Однажды во время нашей беседы Вы, Иван Владимирович, упомянули об одном эпизоде, когда в результате вражеской бомбежки были сильно контужены и Вас даже посчитали погибшим. Нельзя ли об этом немного подробнее?

И. В. Ковалев: Это произошло в дни битвы под Москвой, когда советские войска добились первых серьезных успехов. В январе 1942 г. в разгар контрнаступления Красной Армии мне было поручено обеспечивать продвижение эшелонов 1‑й ударной армии. Ставка Верховного Главнокомандования готовила удар Северо — Западного фронта на демянском направлении. Для подкрепления удара туда направили армию генерал–лейтенанта Василия Ивановича Кузнецова. Путь ее с Западного фронта на Северо — Западный пролегал по двум железным дорогам: из Подмосковья на Ленинград до станции Бологое, от Бологова на Псков до Старой Руссы. Обе дороги были фронтовыми в прямом смысле слова. С первой из них немца согнали недавно, да и то не со всей. Вторая в западной ее части — от Пскова до Старой Руссы — находилась в руках противника. Разрушения были обширные и продолжались каждый день. Немецкие бомбардировщики атаковали и узел этих дорог — Бологое и другие станции, стремясь вывести из строя все восстановленные или восстанавливаемые железнодорожные объекты — пути, стрелки, лини связи, водоснабжение, угольные и дровяные склады, ремонтные мастерские и т. д. Словом, работа этих дорог, несмотря на все старания и самоотверженность железнодорожников, была неустойчивой.