Георгий Куманёв - Говорят сталинские наркомы

— Не понимаешь обстановки. Эти бригады для нас сейчас самое главное. Немец открыл прямой ход на Калинин и дальше на Москву. Поспеют наши танки — остановят… Предупреждаю тебя, товарищ Каганович: не справляешься с делом!

Мы вернулись в наркомат. Каганович по железнодорожной связи вызвал начальника НКВД Горьковского узла. Приказал проверить. Тот проверил. Составы под погрузку танков до сих пор не поданы. Вагон начальника дороги стоит на станции погрузки в тупике, там ужинает теплая компания, на столе водка и блины.

Каганович рассердился. Начальник дороги был разжалован в рядовые списчики вагонов. Понесли суровые наказания и военные, участвовавшие в пьянке. Танки были погружены и немедленно отправлены под Калинин. На всем пути мы ввели одностороннее движение, на станциях ждали паровозы под парами.

Утром я доложил, что танки прибыли в Калинин, выгружены и уже вступили в бой. Сталин спросил:

— Откуда эти сведения?

— От военного коменданта станции Калинин.

— А нельзя ли Вам быстренько туда съездить и проверить?

— Есть, съездить! — ответил я.

Съездил, проверил. Оказалось, что связь с этим участком была настолько скверной, что ни Генеральный штаб, ни Верховный Главнокомандующий не могли добиться достоверных сведений о быстро меняющейся боевой обстановке.

14 октября немецко–фашистские войска захватили город Калинин и попытались расширить прорыв. Возникла непосредственная угроза Москве. Фронт был совсем близко, поэтому его неустойчивость передалась и тыловым учреждениям, и всему городу. Подтолкнули эту неустойчивость слухи, распространявшиеся мгновенно. Их не было бы, или, по меньшей мере, они не были бы столь действенными, если бы средства информации сообщали населению Москвы правду о положении на фронте. Однако радио и газеты так «вуалировали» факты, что появление танков противника в дачном Подмосковье ударило, как обухом по голове. А вакуум в информации, как это бывает всегда и повсюду, заполнили чудовищные слухи.

Выпал первый снег. На улицах летал черный пепел. Это жгли документы в разных учреждениях. Поезда и даже пригородные электрички, уходившие на восток, была забиты людьми с чемоданами и котомками, вокзалы переполнены, на шоссейных дорогах вереницы автомашин и толпы пешеходов образовали заторы, мешавшие движению войск. Москва уходила от немцев. И как ни называй эту тяжкую картину — стихийной эвакуацией или паникой, — дело, конечно, не в названии. Дело в том, что войска, насмерть дравшиеся за Москву, за каждую деревушку, дом и двор, могли вдруг лишиться устойчивого тыла.

Меня вызвали в Кремль. Сталин поручил доставить иностранные посольства из Москвы на Волгу, в город Куйбышев. Поскольку фашистские бомбардировщики летали над Москвой и ее железными дорогами уже не только ночью, но и днем, он приказал всемерно обеспечить безопасность посольских поездов.

К этому времени в нашей системе был сформирован и прошел < хорошую практику корпус подвижных средств противовоздушной обороны (ПВО). Обычную боевую единицу составлял взвод из пулеметчиков и расчета зенитного орудия. Они размещались на платформе, прицепляемой к войсковому эшелону или санитарному поезду, или военно–снабженческому, для сопровождения на фронт и с фронта. Командовал сержант–мужчина, остальные — девушки. В подавляющем большинстве девчата ответственно и смело исполняли свои обязанности и скоро отучили фашистских летчиков от охоты за поездами.

В таком сопровождении отправил я в Куйбышев и посольские поезда, и все они прибыли на место благополучно. Тут же, в этот или следующий день, Сталин дал новое задание: вывезти из Москвы архивы. Сказал:

— На Вашу ответственность.

— Первыми вывезем архивы партийные и Наркомата внутренних дел? — спросил я.

— Нет! — сказал он. — в первую очередь архивы Наркомата обороны. Завтра доложите исполнение.

Я посмотрел на часы. Был девятый час вечера. Вернулся в управление, на Арбат, на улицу Фрунзе. С первого этажа и до нашего, до четвертого, на лестницах и в коридорах стояла очередь представителей из наркоматов и прочих учреждений. Ждали пропуска на погрузку людей и имущества. Прямо в кабинете меня ждал товарищ из НКВД. Объясняю ему, что первыми отправим на восток архивы Наркомата обороны. Он начал было шуметь, но я предупредил, что это указание с самого верха, он понял и. ушел в очередь.

Я вызвал помощников, и мы до пяти утра выдавали людям пропуска на погрузку архивов. В эту же ночь на Курском вокзале формировались поезда. Закончив дела в учреждении, мы поехали на Курский вокзал. Толпы людей и сотни машин заполонили площадь. Все рвутся на погрузку, среди особо активных почему–то преобладают директора магазинов и продуктовых баз. Мы еле пробились сквозь толпу внутрь вокзала. Первым долгом надо было утихомирить людей, наэлектризованных паническими слухами. Мы с адъютантом Николаем Туровниковым сутки назад испытали на себе, что такое слухи. Возле пригорода, в Химках, на мосту, нашу машину обстреляли. Потом старший патруля объяснил, что ему приказано обстреливать всех, кто подъезжает к мосту, потому что, по слухам, немецкие мотоциклисты уже вскакивали в Химки, на московскую окраину. Поэтому, приехав на Курский вокзал, я объявил из радиорубки на всю площадь, что слух о том, что немцы ворвались в Москву с Можайского шоссе, вздорный, что прошу товарищей соблюдать порядок и что его несоблюдение будем карать по закону военного времени. Это привело толпу в чувство, и погрузка дальше пошла без суматохи и толкотни и только по нашим пропускам.