Георгий Куманёв - Говорят сталинские наркомы

И вот в процессе работы Комиссии Сталин дважды обращался ко мне. В первом случае с предложением, не следует ли мне занять пост народного комиссара путей сообщения, так как это было бы полезно для армии. И когда я старался отвести от себя это предложение, доказывая, что армия может себя обеспечить и не имея своего работника в качестве наркома путей сообщения, то Сталин в ответ заявил: «Вы не понимаете существа этого вопроса».

Второй разговор уже был наиболее решительным и конкретным. Когда Комиссия находилась в Наркомате путей сообщения и вела разговор с членом Комиссии, первым заместителем наркома Б. Н. Арутюновым по вопросу обеспечения железных дорог топливом (он ведал этими вопросами), часов в 8 вечера раздался звонок в кабинет Арутюнова. Я был вызван к телефону лично Сталиным, который заявил мне, что он сегодня внесет предложение в Политбюро ЦК о назначении меня наркомом путей сообщения. Еще раз я просил его не делать этого, поскольку мой авторитет слишком мал для большой армии железнодорожников, и мне будет крайне трудно справляться с таким большим делом. Если Каганович, будучи членом Политбюро ЦК партии, будучи членом ГКО, не справился с этим делом, то как же я смогу справиться с этим делом.

Сталин начал меня убеждать, что, мол, все это вы можете получить в результате своей хорошей работы, кроме того, он обещал помогать и задал мне вопрос:

— Что, Вы не верите, что я могу Вам помочь?

И когда я отвечал, что я всему этому верю, но все–таки прошу не назначать меня наркомом путей сообщения, то Сталин в ответ на это сказал:

— Вы полагаете, что я соглашусь с кандидатурой Арутюнова, которую нам все время навязывает Берия? Но я никогда не соглашусь с этой кандидатурой и считаю, что Вы меня не уважаете, отказываясь от моего предложения.

Несмотря на мои дальнейшие просьбы о том, чтобы он, Сталин, отказался от мысли назначения меня наркомом путей сообщения, Сталин обидчивым тоном еще раз заявил:

— Значит, Вы меня не уважаете…

Не имея больше возможности доказывать и возражать против моего назначения на пост наркома путей сообщения, я спросил Сталина:

— Кто же будет начальником Тыла Красной Армии?

' Он ответил:

— Начальником Тыла останетесь Вы. Потому и целесообразно Ваше назначение наркомом путей сообщения. Являясь одновременно начальником Тыла, Вы используете все свое право наркома, чтобы в первую очередь обеспечить действующую армию.

В тот же день, 25 марта 1942 г., ровно в 12 часов ночи я получил решение о назначении меня народным комиссаром путей сообщения. И буквально тут же позвонил Л. М. Каганович, который просил срочно приехать к нему в НКПС. Я приехал в НКПС, получил ключи от стола и стул, на котором сидел нарком путей сообщения, и без каких бы то ни было формальностей вступил в новую должность. Вся процедура приема–сдачи проходила в пределах 15 минут.

Когда меня назначили наркомом путей сообщения, Сталин пригласил меня к себе на дачу, там было почти все Политбюро. Улучив момент, я подошел к Сталину и обратился к нему с вопросом:

— Я не совсем понимаю отношение ко мне в 1938 г. Мехлис и другие требовали моего ареста, а теперь меня назначили наркомом путей сообщения. Какой же контраст!

Он сказал мне примерно так: «Мехлис, как только пришел в ПУР в конце 1937 г., начал кричать о том, что Вы — враг, что Вы — участник военно–фашистского заговора. Щаденко вначале выступал в защиту Вас. Кулик, тот последовательно заявлял: «Не верю. Я этого человек знаю много лет и не верю, чтобы он был замешан в каком- то антисоветском, контрреволюционном деле». Но Вы, — говорит Сталин, — понимаете мое положение: Мехлис кричит «враг», Щаденко потом подключился к Мехлису, а Вы помните, — говорит, — как обстояло дело при решении этого вопроса в Политбюро. Когда я задавал Ворошилову вопрос, — продолжал Сталин, — что. же нам делать, Ворошилов сказал: теперь вот ведь какое время — сегодня тот или иной подозреваемый стоит на коленях и плачет, клянется, что ни в каких заговорах не участвовал, никакой антисоветской и антипартийной работы не вел, а завтра подписывает протокол и во всем сознается».

Позднее я передал весь этот разговор Ворошилову. Ворошилов возмутился:

— Это неверно. Если бы я тогда колебнулся, Вас бы не было.

Я знал, что если бы перед назначением на такой большой пост,

как нарком путей сообщения, не поставить все эти вопросы, тогда тот же самый Мехлис сказал бы: кого вы посадили в кресло наркома? Он — предатель, враг, он воспользовался тем, что его поставили на такой высокий пост, и поставит страну в тяжелое положение.